Читаем Счастье - это теплый звездолет полностью

Счастье - это теплый звездолет

Джекко неуклюже забрался в гамак и сразу провалился в него, как в сумку. Девушка издала мелодичный смешок — такой же короткий, как ее улыбка.

— Нет, ложись наискось. Вот так. — Она потянула Джекко за ноги, отчего по всему его телу прошла странная дрожь. — Тогда он распрямляется, видишь?

Джекко выбрался из гамака, думая про себя, что, наверное, и впрямь сможет в нем спать.

Персик указала на ведро с крышкой:

— Это для твоих отходов. Потом пойдет в огород, на удобрение.

Джекко был шокирован, но промолчал и позволил ей провести его через комнату со стеклянными резервуарами в стенах на большую веранду, обращенную к океану. Веранде не помешали бы уборщики. Небо сияло перламутровыми шпилями и куполами, отражение заката за ними расцвечивало море невероятными красками.

— Здесь я ем.

— Что это за место?

— Раньше тут, кажется, была морская станция. Станция "Джульетта". Следили за рыбой, за кораблями, спасали людей и все такое.

Джекко отвлекся на длинные синие лучи, расходящиеся к горизонту, словно загадочные дороги: тени облаков. Красота пыли. Почему она так его трогает?

— …Даже медицинский отсек, — продолжала девушка. — Мне правда можно рожать детей. Я про то, что если вдруг чего не так.

— А смысл? — Теперь он чувствовал только досаду. — У меня желания уже нет, — добавил он.

Она пожала плечами:

— И у меня нет. Потом об этом поговорим.

— А ты всегда здесь жила?

— Ой, нет.

Персик начала доставать из ящика-термоса кастрюльки и другую посуду. Три лунопса бесшумно присоединились к компании; она поставила им миски. Они принялись лакать, искоса поглядывая на Джекко. Он знал, что они очень сильные, несмотря на лапы-тростинки.

— Давай сядем здесь.

Она плюхнулась на пол и с силой вгрызлась во что-то твердое и плоское, похожее на сухую плитку. Джекко заметил, что у нее красивые зубы. Темная кожа выгодно их оттеняла и зрительно увеличивала глаза. Ему еще не случалось видеть людей, так разительно непохожих на него самого. Это вызывало интерес и одновременно смутную тревогу.

— Попробуй мед.

Персик протянула ему контейнер и ложку, с виду чистые. Джекко с энтузиазмом попробовал тягучую жидкость: о меде в старинных книгах отзывались очень высоко. Сперва он ощутил во рту только мягкую скользкую каплю, но тут же язык окутала сладость — в сто раз слаще всего, что он когда-либо ел. И она не растворилась, а шибанула в нос, почти в уши. Животная еда. Он осторожно попробовал еще.

— Хлеб не предлагаю. Для него нужна какая-то химия, не знаю какая. Чтобы получался легкий.

— У тебя нет терминала доступа?

— С ним что-то не так, — отвечала Персик с набитым ртом. — Или я не умею с ним управляться. У нас такого большого никогда не было. Мои родные все были путешественники. Считали, что нужен чувственный опыт. — Она кивнула, облизывая пальцы. — Ушли к Реке, когда мне было четырнадцать.

— Тебя очень рано оставили одну. Мои ждали до этого года, моего восемнадцатилетия.

— Я была не одна, с двумя старшими двоюродными братьями. Но они взяли флайер и полетели на север, к той части Реки, которая называется Затишье. Я осталась здесь. Я хочу сказать, мы всегда были в дороге, никогда нигде не жили. Я хотела быть как растения, пустить корни.

— Я могу глянуть на твою программу, — предложил Джекко. — Я видел много разных моделей. Почти год провел в городах.

— Чего мне нужно, так это корову. Или козу.

— Зачем?

— Для молока. Я так думаю, нужна пара.

Опять про животную еду; Джекко чуть поморщился. Но в целом было приятно сидеть с нею в синих сумерках, под тихий плеск прибоя внизу.

— Я видел много лошадей, — сказал он. — У них бывает молоко?

— Я не думаю, что лошади особо годятся для молока.

Персик вздохнула — деловито, настороженно. Чувствовалось, что голова у нее постоянно гудит от планов и намерений. Внезапно она глянула вверх и пронзительно зашипела:

— Шшштт! Шшштт!

Кто-то белый пронесся над ними, потом еще двое. Они кружили так яростно, что Джекко пригнулся.

— Хорошо-хорошо, — сказала им Персик. — Давайте за дело.

— Это кто?

— Мои летучие мыши. Едят комаров и мошек.

Она снова зашипела, и самая большая летучая мышь повисла на ее руке, принялась слизывать мед. У мыши была злобная морщинистая мордочка.

Джекко снова успокоился. По крайней мере, от этого места и странной девушки останутся воспоминания для Реки.

Там, где темное небо сходилось с почти черным морем, двигался огонек.

— Что это? — спросил Джекко.

— Ой, морской паром. Он идет к пристани на Реке.

— А люди на нем есть?

— Уже нет. Постой, я тебе сейчас покажу.