Счастье ходит босиком

– Мои, – вздохнула женщина, – только иногда мне кажется, что эти мысли у всех одинаковые и чувства тоже, только слова не все подобрать могут.

«И Коля не мог», – подумала Лена.

– Хорошо, что письмо сохранилось. Куда уж мне сочинять! Я так обрадовалась, что могу его просто переписать. Он умел красиво писать, не то что я.

– Так значит, письмо настоящее? Можно его посмотреть? Мне для авторских прав надо, у нас с этим очень строго. – Лене было стыдно обманывать женщину, она ей нравилась.

– Да-да, понимаю, сейчас принесу. Вы пока проходите на кухню, я чай заварила, у меня мед есть, сушки.

– Нет, мне домой надо. – Лена обрадовалась возможности сказать правду.

– Ну… что ж тогда. Вы хоть присаживайтесь, а то как-то неудобно. – Она придвинула к Лене табуретку, согнав с нее кота. – Я мигом.

Лена села. Положила руки на колени, но они противно потели, и Лена убрала их под себя. Кот презрительно смотрел на незваную гостью.

– Да, такие дела, – поговорила Лена с котом, чтобы заполнить тишину.

Кот разговор не поддержал и ушел в комнату.

Лена волновалась. Свидание с молодостью оказалось каким-то непраздничным, с привкусом неловкости. Может, зря она все это затеяла? И женщину жалко. Она же не виновата, что ей никто таких писем не писал. Ну раз попало к ней Колино письмо, и ладно, и бог с ним. Женщине хочется красивой картинки прошлого, раз уж с настоящим не задалось. Лена обвела глазами тесную и какую-то вытертую временем прихожую. Она уже готова была подарить Колино письмо, прикрыть им чужое одиночество, которое въелось в прихожую, как запах кота.

– Вот оно, быстро нашлось, слава богу, – женщина вернулась с листком, – а то вечно положу куда-нибудь, а потом и забуду.

Лена протянула руку.

Женщина бережно и смущенно передала ей листок. Было видно, что она гордится обладанием таким сокровищем.

Обтерев вспотевшие руки, Лена взяла письмо. Сейчас она увидит эти бисерные буквы, как весточку из своего прошлого, прикоснется к юности, а потом покажет аттракцион небывалой щедрости и великодушия – оставит обман нераскрытым. И женщина даже не узнает ни о чем. Лена будет не просто щедрой, но и скромной. Так и уйдет, унося с собой тайну письма. И Коля простит ей это, ведь Лена сделает так из сострадания к этой простой женщине, не умеющей писать мемуары. Все-таки приятно чувствовать себя хорошим человеком, прямо по-чеховски хорошим.

С этим настроем Лена опустила глаза к письму.

С ветхого на изгибах, посеревшего от времени листа в клеточку на нее насмешливо смотрели крупные округлые буквы, похожие на камни-голыши, по которым больно ходить. Только сейчас на них было больно смотреть.

Эти буквы смотрелись такими чужими, что с трудом собирались в слова. Лишь вглядевшись, можно разобрать отдельные фразы – и про автомат, и про школу жизни, и про все-все, что Лена знала наизусть.

Ошеломление было такой силы, что Лена отказывалась поверить своим глазам. Невероятно! Скорее наверх письма, где ее имя замазано, заляпано для конспирации. «Милая моя, любимая, ненаглядная, самая лучшая на свете…» – плясали буквы-голыши. «Да, да, именно так», – поднимала голову надежда. «…Верочка», – заканчивалась фраза.

Лена почувствовала, как пересохло во рту. «Как это странно и глупо, руки потеют, а в горле сухо», – подумала Лена. Но лучше думать об этом, чем о Верочке. Вместо контрольного выстрела Лена перевернула листок и нашла последнюю строчку. «Не сомневайся во мне, твой любящий Степан».

– Я пойду, – тихо сказала Лена.

Женщина отстранилась от двери.

– Поздравляю, – зачем-то добавила Лена.

– С чем?

– Ну так… что сохранили.

Женщина благодарно улыбнулась и приоткрыла дверь.

– А вы его дождались? – Лена все не могла уйти.

– Конечно! Как можно не дождаться, когда такие письма писал? Я их почти все наизусть знала. Знаете, даже, стыдно сказать, подружкам читать давала.

– Вам нравились его письма?

– А как такое может не нравиться? – оторопела женщина. – Сразу понятно, что от души шло.

– А потом что было?

Женщина помолчала и на выдохе сказала:

– Схоронила в прошлом году я Степана моего.

– Поздравляю, – ляпнула Лена и, одумавшись, добавила: – Не в том смысле… а что вместе прожили, что из писем целая жизнь получилась.

Женщина благодарно улыбнулась. Вообще она была славная и тихая вроде лампочки под уютным абажуром. И какой-то Степан, к своему счастью, это разглядел. «А я разглядела в ней блондинку в люрексе», – горько подумала Лена.

* * *

Придя домой позже обычного, Лена застала мужа и детей, как стайку голодных воронят, щелкающих клювами и нарезающих круги вокруг холодильника. В их семье ужин был почти священнодействием, а Лена – его жрицей. А жрица не кошка, чтобы гулять самой по себе.

– У тебя все нормально? – поинтересовался муж.

– Вполне, – сухо ответила Лена, одной рукой включая духовку, а второй открывая холодильник.

Она молчала, повернувшись к мужу спиной. Он вышел из кухни, чтобы не мешать Лене молчать о чем-то своем.