Счастье ходит босиком

Лиде хорошо, спокойно. Она думает о будущем. О том, как поведет детей в Эрмитаж, как сфотографируется на фоне Медного всадника и разместит эту фотку в Одноклассниках. Но это как-то уж очень далеко. Лида приземленная женщина, поэтому ее натура просит приблизить горизонт будущего. И она начинает думать о завтрашнем дне. С утра надо встать пораньше, пока очередь в туалет поменьше. А потом она попьет чаю из дребезжащих подстаканников, как в детстве – в состоянии полного кайфа. Только бы к ней в купе никого не подселили. Это же надо, чтобы так повезло: одна на целое купе, как барыня едет. В этом месте размышлений о своей везучести Лида провалилась в сон.

Но ненадолго. Требовательный стук в дверь купе сопровождался бодрым, а потому противным, голосом проводницы: «Открывайте, пополнение к вам». Хрупкая надежда на то, что Лида так и проедет дорогу одна, без попутчиков, рухнула, причем рухнула в самый неурочный предрассветный час, когда сон особенно нежный и навязчивый.

Заспанная, с недовольным лицом, не желая придать ему даже видимость гостеприимства, Лида открыла дверь, точнее, просто щелкнула дверным замком. Пусть сами дверь тянут, раз хватило ума на такой ранний поезд билеты взять. Она упала обратно в сон.

Но сон пришел какой-то ненастоящий, к нему примешивалось любопытство. Лида хотела одновременно и спать, и знать, кого принесла нелегкая в ее купе. То, что купе было «ничейным» еще совсем недавно, никакой роли не играло. Она первая обжила его и чувствовала себя хозяйкой, которую уплотнили, подселив к ней чужих людей. А вдруг будут храпеть? Или икать? Так к любопытству добавилось беспокойство, и это окончательно прогнало сон. Лида уж не спала, но лежала с закрытыми глазами.

– Вы сверху? Тут как места расположены? Нечетные снизу? – женский голос и шуршание бумаги.

«Наверное, билет разворачивает», – догадалась Лида. Судя по голосу, женщине от 30 до 50. Лида умеренно обрадовалась этому обстоятельству – будет с кем за чаем поболтать. Примерно в этом возрастном интервале Лида отмеряла круг своего общения. Границу в сторону молодости она прочерчивала, широко отступив от своего возраста. А вот в сторону старости делала совсем маленький припуск.

– Да, нижняя ваша. Я немного вас задержку, постель расправлю только, – отвечал другой женский голос с легкой ноткой уверенности в своем праве задерживать кого угодно и на сколько угодно.

В голосе не слышалось суетливости. Было понятно, что торопиться та, вторая, не намерена.

Лиде захотелось разглядеть новых попутчиц, и она даже чуть приоткрыла глаза. В полумраке купе колыхались две женские фигуры. Одна с точеной талией, как рюмка на тонкой ножке, а другая с довольно посредственной фигурой, приземистая. Люда сразу связала уверенный голос с изящной фигурой. Конечно, если тебя природа от Софи Лорен клонировала, то чего тебе дергаться, суетиться. Подождут, перетопчутся.

– Ничего-ничего, не торопитесь, я подожду, – совершенно неожиданно подала голос рюмка на ножке.

А приземистая ей покровительственно посоветовала:

– Вы бы шли пока в туалет, если собирались. Я как раз постелю пока.

Лида сильно удивилась такому раскладу. Она бы по-другому распределила голоса между фигурами.

Дверь лязгнула, и тоненькая фигурка просочилась в яркую щель. Значит, уже совсем утро. Для создания бодрого утреннего настроя проводница врубила свет в коридоре, как будто в поезде у людей громадье дел, напряженные планы и им очень важно зарядиться энергией с раннего утра, чтобы все успеть.

Между тем рассвет набирал обороты, становилось почти светло. Лида ничем не выдавала своего пробуждения, но сквозь ресницы зорко наблюдала за дамой.

Та двигалась неторопливо и уверенно. Полновата, но самую малость, язык не поворачивался назвать ее упитанной, скорее холеной. Вот она привстала на нижнюю полку, одной ногой наступила на столик и довольно легко забросила себя на верхнюю полку.

Лида отчетливо видела, что колготки на ней были целые – абсолютно, без уродливых швов на больших пальцах. Неужели так бывает? У Лиды колготки на пальцах рвались на второй день. Она накладывала на них швы, один на другой, как хирург при осколочном ранении, пока износ не наступал в другом месте, более открытом для обзора. Только тогда Лида выкидывала колготки. Это в ее понимании была не скаредность, а элементарная рачительность: все равно никто не видит, что там внутри туфель-сапог-кроссовок делается.

Тем временем из туалета вернулась вторая соседка. Лида зорко наблюдала за ней сквозь сощуренные веки. Та склонилась над сапогами и, едва высвободив ногу, тут же надела на нее носочек. Потом также быстро расправилась со второй ногой. Лида прекрасно поняла маневр. Колготки, стало быть, зашитые. Нормальный подход. Чего в дорогу целые колготки трепать? Лида прониклась к ней симпатией. Но в этой симпатии было что-то снисходительное, с нотками сочувствия и легкого презрения.

Все стихло, купе в новом составе погрузилось в сон.

* * *