Счастье ходит босиком

И они покинули этот дом под звуки Вивальди, которого трудно было опознать в жестком соперничестве флейты со скрипкой.

* * *

Ночью Лида спала плохо. Ей снилось, что она идет по незнакомому ей Питеру. Во сне она точно знает, что это Питер, но какой-то его новый район, где Лида ни разу не была. Лида просто бредет, рассматривает здания и людей, и ей весело и хорошо. И вот она подходит к какому-то домику, у которого весь первый этаж – сплошная витрина. Лида начинает во сне соображать, что же там за этими витринами прячется.

Одна часть витрины завешана бубликами, которые водят хоровод вокруг пузатого самовара. И в этом же хороводе мелькает Таня, грызущая бублики. Для совсем глупых, но образованных над дверью магазина прибита вывеска – «Булочная». Лида понимает, что может туда зайти и накупить разной сдобной всячины, пышных булок и поджаристых бубликов, которые такие же вредные, как и вкусные. Или расцепить хоровод и встать рядом с Таней, чтобы тоже начать грызть присыпанный маком бублик. И у нее даже начинается борьба разума с желудком. Но во сне разум почему-то побеждает, и Лида отворачивается от сдобы.

Ее манит другая часть витрины. Это даже не витрина, а инсталляция с выставки современного искусства. Много всего, разбросанного и раскиданного, но с намеком на некий смысл. Тут и старинный комод с небрежно наброшенной на него шалью, и плюшевый медведь в очках с треснутым стеклом, и скрипка, на струны которой нанизаны бусинки. Да много всего, что хочется разглядывать и разгадывать. Все это присыпано искусственным снегом, и звучит музыка. Почему-то она звучит, пока смотришь на эту часть витрины, а когда переводишь взгляд на бублики, то музыка пропадает. Лида даже во сне удивляется этому эффекту.

И Лида точно знает, что это не музей, не выставка, а магазин, определенно магазин. Но не может понять, что же там продается – то ли игрушки, то ли мебель. А может, это салон оптики? Или антикварный салон? Во сне Лида страдает от неопределенности. Страдает так, что слезы выступают на глазах. Может быть, там что-то очень нужное для нее, просто необходимое. И невозможно пройти мимо, больше такого магазина в ее жизни не будет. Но она не смеет войти, потому что знает, что на ней зашитые колготки. Лида прижимается лицом к стеклу, чтобы рассмотреть, что же такого чудесного там, внутри магазина. И видит за прилавком Марину в униформе продавщицы. И эта униформа ей очень идет, и Марина во сне безумно стройная, почти как Таня. Марина машет руками, зазывая Лиду. Дескать, давай, входи, ну же, смелее. Но Лида откуда-то знает, что туда пускают только в сапогах с железными носками и в париках-каре. Это совершенно необходимо, чтобы зайти в этот магазин. Остальных, таких как она, оттуда изгоняют. И от этой невозможности войти в этот магазин, а главное, понять, что же там продают, Лиде становится так больно, что слезы стекают на подушку. Уже не во сне, а в реальности.

* * *

Через пару недель, когда Лида уже начала забывать про тот девичник, после которого у нее было муторно на душе и грустно в глазах, ей позвонила Таня. Голосом человека, которого ударили из-за угла пыльным мешком, Таня напросилась в гости:

– Лидок, можно я к тебе зайду? Пожалуйста!

– Что-то случилось?

– Ну можно? Лидок, мне очень плохо. – Кажется, Таня заплакала.

Лида испугалась. Может с детьми что-то стряслось? Смычком от скрипки выколол брату глаз? И она деликатным голосом, подобающим таким случаям, продиктовала адрес.

Через час на кухне у Лиды кипел чайник и бушевали страсти. Смычок, скрипка, дети, слава богу, оказались ни при чем, дело было совсем в другом.

Татьяна, вдохновленная Марининым примером, решила стать окончательно и бесповоротно счастливой. Говоря проще, она отважилась поменять работу, чтобы не раздражаться на мужчин, которые чрезмерно пользуются парфюмом. Таня уволилась и заняла рабочее место, которое освобождала Марина. В этом месте рассказа Таню начало трясти, и в чай пришлось подлить немного коньяка.

– Лидок! Ой, Лидок, ты бы это видела. – Таня смотрела в пустую стенку, разглядывая там свои воспоминания о первом рабочем дне на новом месте.

Вид у нее был такой, как будто в пыльный мешок, которым ее ударили, были положены кирпичи. Лида внимательно оценила ситуацию и подлила коньяку побольше, совсем щедро подлила.

– Танюш, может, ты зря так расстраиваешься? Может, просто непривычно? Все-таки первый день, рано делать выводы, – пыталась утешить Лида. – Давай по порядку. Ну, давай, ведь наверняка все не так плохо. Что там Марина говорила? Что коллектив преимущественно мужской. Или наврала?

– Мужско-о-ой, еще какой мужской, – утирала слезы Таня.

– Ну вот видишь, уже хорошо. И что парфюмом они не злоупотребляют.

– Ой, Лидок. Они парфюмом, кажется, вообще не пользуются, от них бензином несет, – упивалась своим горем Таня.

– И что? Настоящие мужчины, интересуются машинами, и все такое.

– Лидок, конечно, машинами. Ну, не то что интересуются… Им интересоваться некогда, они на них зарабатывают. Зарабатывают они на машинах с утра до ночи.

– Дилеры? – догадалась Лида.