Мало того, от одного воспоминания о сексе с Ритой, о том, что и как он с ней делал, от ощущения самого себя в той ненормальной, животной близости с ней, от мысли, что вот прямо сейчас он может снова заняться с ней сексом, у Костромина с новой силой рванула к горлу резкой волной горечь тошнотворная, вызывая слабость во всем теле, настолько полное отторжение этой женщины он испытывал в этот момент.
Он стоял, смотрел на нее, прислушиваясь к своим ощущениям, и никак не мог до конца поверить, что он свободен.
Свободен?!
Что, на самом деле? Да ладно!
Вот так в одно мгновение, как по щелчку? Это нереально!
Костромин смотрел на Риту и ощущал недоумение – что он здесь делает? Что он делает рядом с совершенно чужой ему женщиной, мало того, что чужой, еще и неприятной, отталкивающей его как личность, а теперь вот и вызывавшей в нем физическое чувство дурноты?
Это что такое? – дурел, недоумевая, Костромин. Что с ним происходит?
Это что, действительно свобода? Его свобода?
Он странным образом излечился от этой беды?
И вот когда его догнало наконец осознание реальности произошедшего, первым доминирующим желанием, выстрелившим у него в голове, был побег.
Бежать! Бежать!!
И тут его пробило очередной пугающей мыслью, аж в холод бросив, – а если это временно? Если он сейчас уйдет, а скажем, завтра снова почувствует больную неутолимую потребность в Рите, что тогда, проситься обратно?
«Нет! – жестко сказал себе Костромин. – Нет, все! Хватит!»
Пусть хоть какая тяга и жгучее желание, он ухватится за воспоминание о том, как его мутило и выворачивало наизнанку, он ухватится за то чувство глубочайшего отвращения, которое испытал сейчас к себе самому, отвращение к тому темному, низменному в себе, что побуждало его к этой рабской привязанности. Он не позволит больше поощрять в себе нездоровую похоть. Он справится!
И, когда Костромин осознал, что решение окончательное, его словно отпустило что-то, до этого момента неосознанно сжимавшееся жестким кулаком.
И все – понял, почувствовал – теперь действительно все, окончательно!
Но! Рита, конечно, еще та циничная и расчетливая стерва, если не сказать больше, но он все же не последний козел какой-то. Просто так уйти, закрыв за собой дверь, это уж совсем оскотиниться и не уважать себя, как мужика.
Костромин неторопливо и тщательно оделся, по ходу дела соображая, где и что можно сейчас, в пять утра, раздобыть. Скорее всего, в каком-нибудь ночном клубе.
Так-с, где тут у нас ближайший ночной клуб, полез он смотреть в Интернет, а заодно посмотрел, где цветы можно купить.
Все-таки у Ритули был достаточно простецкий вкус – она предпочитала полусладкое шампанское. Как ни объясняли ей знающие люди, что такого напитка в природе не существует, что шампанское вино делается только в провинции Шампань и исключительно класса брют, но закрепившиеся провинциальные привычки искоренить трудно – стейк она запивала не сухим вином, а портвейном, и очень это дело любила, а шампанское обожала полусладкое, да под какой-нибудь салатик с майонезной заправкой.
Салат Костромин не брался найти для нее в пять утра, а вот шампанское раздобыл, и даже вполне приличное. Большой букет ее любимых алых роз тоже сумел купить в круглосуточном цветочном магазине и вернулся обратно в квартиру.
Рита, насколько Костромин знал ее привычки, проспит часов до десяти утра.
Не удержавшись, он проверил еще раз свою реакцию на нее – постоял возле кровати, посмотрел на Ритулю – отвращение и однозначное отторжение не проходило, напоминая о себе легким тошнотворным волнением в желудке.
Хорошо! Порадовался Костромин. Хорошо!
Ну что ж, пара последних штрихов – и можно смело считать себя полностью свободным от этой женщины и этой связи. Он включил ее ноутбук и напечатал на нем коротенькое послание:
«Рита, я ухожу и думаю, что больше мы никогда не увидимся. Благодарю тебя за все, что между нами было, каким бы оно ни являлось, это «все», и прости, если обидел чем. Надеюсь, ты не станешь держать на меня долгую обиду и копить зло. А если все же станешь, то прими небольшой дружеский совет на прощание – не стоит вынашивать планы и обдумывать какие бы то ни было возможности отомстить или как-то навредить мне или моим близким, и уж тем более пытаться воплотить эти планы в жизнь, вспомни о незавидной судьбе своего товарища, майора ГИБДД, который теперь находится под следствием.
Ты же так не хочешь?
Прощай».
Он распечатал послание на принтере.
На тумбочку у изголовья кровати, рядом со спящей Ритой, Костромин поставил вазу с цветами, бутылку шампанского, положил лист с текстом, а сверху неизменную банковскую карту и пин-код к ней, записанный на листочке – на карте, конечно, далеко не миллионы, которые предпочитает Ритуля, но и не десять тысяч рублей, а намного побольше будет. С точки зрения Костромина, так вполне достаточно для прощального «поцелуя».
Да, ключи!