Счастье обретения

Эмилия удивилась собственной горячности, более того — она явно удивила этим Анхела, потому что он резко повернулся к ней, нахмурив лоб.

— О чем ты говоришь?

— Жизнь в особняке очень напоминала мне проживание в общежитии…

— Общежитие?!

— Да, у вас, испанцев, наверное, так принято. Дом большой, но нет угла, который можно назвать своим.

— Не знал, что ты так воспринимала жизнь в моей семье.

Эмилия услышала в его голосе нараставшее раздражение и сжала задрожавшие пальцы в кулаки. Хотелось кричать от его нежелания увидеть и понять то, что казалось ей таким очевидным. Отсутствие взаимопонимания и доверия стало одной из причин их семейного разлада.

— Хоть это и ниже моего достоинства, но вынужден напомнить, что ты пришла из дома не больше кроличьей норы, где, я уверен, было еще труднее отыскать угол, который можно было бы назвать своим, — язвительно сказал Анхел.

Было безумием вступать в спор на эту тему в такой момент. Умом Эмилия все понимала, но, задетая за живое его напоминанием о разнице в их социальном положении, не удержалась и сказала:

— Это потому, что ты рассматривал наш брак как пьесу, в которой король Фу-ты Ну-ты брал в жены бедную служанку…

— Король… как ты сказала?

— По-видимому, я должна была быть благодарна, что оказалась в доме, который до меня поделили между собой две женщины.

— Какие женщины?

Отказавшись от попыток выяснить, как звали какого-то короля, Анхел посмотрел на нее как на умственно отсталую.

От волнения Эмилия не знала, куда деть руки.

— Жена твоего брата, Синтия, и твоя сеcтpa, Эстелла. Задолго до моего появления в доме они там были полными хозяйками.

— Надеюсь, мы не будем рассматривать этот абсурд как серьезный довод?

— Я не могла даже шторы заменить в собственной спальне без того, чтобы кого-то не обидеть… И ты считаешь, что мне должна была понравиться такая жизнь?! За столом каждый раз кто-то из гостей, вечный политес и безукоризненные манеры, никогда нельзя расслабиться, нигде нельзя остаться с тобой наедине, кроме спальни…

— И меньше всего там… благодаря твоим стараниям, — подхватил Анхел. — Ты начинала засыпать прилюдно, не успев подняться в спальню. И до меня наконец дошло.

Эмилия побледнела. Он говорил об этом так спокойно и убежденно. Старые боль и обида нахлынули на нее, словно он открыл шлюз. Она растерялась и смутилась, что сама спровоцировала разговор о вещах столь банальных и неуместных в свете того, что ему пришлось пережить с тех пор. Ей стало стыдно. Резко отвернувшись, она устремилась на кухню, пробормотав:

— Ты, должно быть, хочешь кофе… — Спиной она физически ощущала его тяжелое молчание. Руки ее дрожали, когда она включала чайник. — Не хочешь съесть что-нибудь?

— Нет, спасибо, — сказал Анхел. — Из-за Лусиано, который суетился вокруг меня как наседка, меня практически насильно кормили всю дорогу из Аргентины.

Он подошел к кухне и остановился в дверном проеме. Искоса она осторожно поглядывала на него. Он стал еще красивее. Он здесь, он дома… положим, в ее доме он временно. Она любит этого человека… И все-таки набросилась на него со всей этой чепухой, поросшей мхом за давностью лет, на сегодняшний день такой же актуальной, как прошлогодний прогноз погоды.

Наверное, она не в своем уме, раз так несправедливо укорила его тем, как была вынуждена жить. Он оставил ее в особняке с двадцатью спальнями, с полным штатом прислуги. Анхел, конечно, полагался на младшего брата, капиталов которого вполне хватило бы решить финансовые трудности жены пропавшего брата. Можно понять его недоумение и даже раздражение, когда он видит, что его жена ютится в крошечной квартире и живет на средства, которых не хватило бы его сестре, чтобы покрыть расходы только на обувь за неделю.

— Я не знал, что тебе не нравится жить с моими родными… Никогда не думал, что такое возможно, — признался Анхел.

— Забудь… Не знаю, почему я заговорила об этом, — извиняющимся тоном забормотала Эмилия, отчаянно желая умиротворить его. — Теперь это не имеет никакого значения…

— Ну не скажи. Я останусь здесь по крайней мере до вечера, но…

О Господи! Он снова собирается покинуть ее!

Часа не прошло, а она, похоже, успела настроить его против себя и оттолкнуть. Эмилия внутренне похолодела и застыла.

— Мне сейчас нужно много пространства, понимаешь?

— Понимаю, — совсем тихо прошептала Эмилия.

О каком пространстве он говорит? О личной свободе? Она вспомнила, о чем ей толковал советник из Министерства иностранных дел, и ей стало нехорошо. Он хочет быть подальше от нее, хочет избавиться от нее… Казалось, мир рушится…

— Мне уже вперед на сутки все встречи расписали, тут и юридические дела, и сообщение для прессы, ну и, конечно, дела в банке. Я не могу остаться здесь. Мне надо быть в Нью-Йорке.

Он и не собирался оставаться с ней, просто прилетел повидаться, с тоской думала Эмилия, двигаясь на автопилоте и продолжая готовить кофе, пока Анхел говорил. И все-таки автопилот подвел ее. Она не заметила, что чашка, в которую она льет кипяток, уже переполнена.

— Осторожней!