Это был прекрасный вечер, завершивший весьма необычный день. Я ближе узнала Карину, оказавшуюся — к моему удивлению — совсем не наглой выскочкой, а наоборот, очень приветливой и милой. Хотя и несколько… пустоватой в плане знаний. Как выяснилось, книг она не любила, географию тоже, а на истории всегда скучала…
Поняли мы все это не потому что пытали бедную девушку на предмет знаний в разных областях. Она как бы «кололась» сама.
— Наша бабушка сейчас живет в Беларуси, — рассказывала Варя.
— Там классно, — соглашалась Карина. — Такое тёплое море! И вода прозрачная такая, даже рыбок видно.
Примерно из таких диалогов я сделала не самые лестные выводы о внезапно приобретенной сестре, зато дети были в восторге. Столько нового узнавали от тёти!
Позже я сказала им, что Карина — сказочница, а потому многое из ее рассказов — выдумки.
— Врушка! — сразу переиначила всё на свой лад Аринка.
— Нет, — поправила я. — Врут намеренно, а она как бы понарошку, не со зла. Вас порадовать. Потому, чтобы она ни сказала, лучше проверить — мало ли…
— Снова радует нас, — кивнул Артёмка.
Одним словом, дети остались довольны моим объяснением и новой знакомой.
В домик мы вернулись затемно: в Сочи вообще вечерело намного раньше, чем в Москве. Дети утомленно зевали, спотыкались на ходу и — на радость матери — отключились, едва добравшись до кроватей.
А вот на меня напал самый ужасный ночной зверь — жор. Он проник в мою голову и, частично, в желудок, напоминая о холодильнике, в котором прятались беззащитные вкусняшки.
И я сдалась. Решила отложить на завтра девиз «ем только до шести!» и, сделав пару супер-калорийных бутербродов, заварила кофе. В домике стояла благостная тишина, по кухне— гостиной разносился божественный запах чудо-напитка, когда я вдруг решила, что и этого мне мало.
Подхватив бутерброд и чашку с кофе, я вышла на улицу и села рядом с террасой. Щурясь от счастья, сделала глоток и… чуть не подавилась кусочком бутерброда.
— Приятного! — грубовато сказал кто-то из темноты. — Тоже не спится?
Если я и устала, то остатки сонливости ушли в тот момент, когда от одного из деревьев отошла тень, преобразуясь в крупного мужика.
— Это я, Паша, — «успокоил» меня он, подсаживаясь рядом с таким выражением лица, будто мы так уже целую вечность вечерами просиживаем. Если б не была так зла и напугана, точно бы умилилась.
— И чего тебе надо? — совсем без радостных нот, уточнила я.
— Поговорить, — ни капли не смутился он. — О вас, о бабах.
Я медленно начала жевать откушенный кусок хлеба, не зная, что тут добавить.
Запахло перегаром — Паша ко мне повернулся, хмыкнул грустно:
— Да, я пьян. Алкаш! — поставил он диагноз сам себе. — Такие дела.
Не придумав ничего лучше, я грустно вздохнула и отдала ему закуску.
— Спасибо, — в голосе мужчины послышалось удивление. — Как раз есть охота. На ужине кусок в горло не лез, а теперь прям быка бы…
Он смачно откусил и умолк.
Я задумчиво отпила кофе, обдумывая, насколько уместным будет сейчас попрощаться. Вроде и самой спать не хочется — уйду, буду скучать в одиночестве. А так… пусть человек душу изливает в свободные уши. Мне этого порой ух, как не хватает.
— Моя не приедет, — доев, продолжил монолог Павел. — Три дня я ее уговаривал, чтоб с сыном сюда… а она мне только мозг выносила, кормила обещаниями. Сегодня точно сказала: не полетят! А мне здесь мочи нет. Зачем мы прилетели?
Он уставился на меня, и мне пришлось изобразить задумчивость.
— Вот именно! — согласился со мной брат по отцу. — Потому что идиоты. Что он тебе обещал? Денег? Мне ничего. Я просто захотел батю увидеть. Моя мать столько мужиков сменила — клеймо негде ставить было, а его помнила до самой смерти. И еще знаешь, что? Жалела вечно, что я на него совсем не похож. Прям бесилась из-за этого.
— Дура, — вырвалось у меня.
Павел замолчал и уставился на меня совершенно обалдев. То ли забыл, что я говорящая, то ли не знал, что могу другую женщину оскорбить…
— Точно, — наконец улыбнулся он. — Но я-то мелкий не знал, что так не должно быть, и вечно старался быть похожим. У нас было две фотокарточки. Я стригся, как он, усы растил. Лопухин в молодости усы носил, ты знала?
Я покачала головой.
— Носил, — кивнул Павел. — И я лет до тридцати тоже. Они мне не шли совсем, баб всех отпугивал только. А потом Катьку свою встретил, и она сказала: брейся, а то никаких свиданий! Тогда у меня в башке и щелкнуло что-то.
— Любовь, — подсказала я.
— Вроде того, — согласился он. — И всё ничего было, пока он не позвонил.
— Кто?
— Лопухин. А Катька моя сказала — пошли его к…
Паша посмотрел на меня совсем странно. Испуганно, что ли?
— Но ты не послал, — напомнила я, качнув ногой в сторону виллы.
— Хотел посмотреть, с кем меня мать столько лет сравнивала. А он — старикашка, весь из себя. Знаешь, что мне сказал при первой встрече?
Паша не дождался моего ответа — заржал. Громко и немного истерично. Такой крепкий сильный на вид, и совсем слабый на голову.
Я двинула ему локтем в бочину, чуть не расплескав ставший холодным кофе.
— Дети спят, — зашипела, едва он успокоился. — Так что сказал?