Счастье по Аристотелю

Сам Аристотель как в детстве, так и во взрослом возрасте получал постоянную поддержку на пути к реализации своего потенциала. Он не терял связи с богатым македонским двором, при котором по приглашению царей служили самые передовые изобретатели, ученые, корабелы и художники ойкумены. В афинской Академии он учился у лучшего философа своего времени. На четвертом десятке он два года прожил на острове Лесбос, исследуя морскую фауну его необыкновенной лагуны и общаясь со своим другом – естествоиспытателем Теофрастом, который как коренной житель хорошо знал особенности острова. Позже Аристотель поддерживал связь с войсками Александра Македонского, продвигающимися все дальше на Восток, и, вероятно, регулярно получал описания природных и социальных явлений от своего внучатого племянника Каллисфена, который вместе с царем преодолел Геллеспонт. Кроме того, Аристотель имел возможность сравнить разные виды политических режимов на собственном опыте, поскольку ему довелось пожить и при демократии, и при монархии, а также при тирании Гермия и при олигархии на Лесбосе. Благодаря завоеваниям Александра он смог увидеть, каким получается крупнейшее в мире государство, сосредоточенное в одних руках.

Книга восьмая «Политики» начинается с утверждения, превратившегося в афоризм: «Едва ли кто-нибудь будет сомневаться в том, что законодатель должен отнестись с исключительным вниманием к воспитанию молодежи, так как в тех государствах, где этого нет, и самый государственный строй терпит ущерб». Аристотель подразумевает, что образование на всех уровнях, от воспитания маленьких детей до обучения молодежи, имеет настолько важное значение для благополучия общества при любой форме правления, что заниматься им должно государство, не полагаясь на волю и прихоти родителей. Поскольку цель города-государства – обеспечить благополучие граждан, «то ясно, для всех нужно одинаковое воспитание и забота об этом воспитании должна быть общим, а не частным делом». Аристотель не считает, что обществу пойдет на пользу, если каждый из родителей будет заботиться об образовании своих детей в частном порядке. Гораздо лучше, если все граждане получат одинаковое образование в областях, которые он называет «имеющими общий интерес».

Это не значит, что Аристотель предлагает при обучении «стричь всех под одну гребенку». Он не раз наблюдал, как спортивные тренеры адаптируют программу под индивидуальные особенности своих атлетов. Еще одну аналогию он приводит из медицины: «По общему правилу, при жáре нужны покой и голодание, но определенному больному, может статься, они не помогут». В некоторых случаях даже не медик, а, скажем, близкий родственник благодаря кропотливому сбору эмпирических данных о больном способен предложить более действенный метод лечения. Все мы, рассуждает Аристотель, знаем людей, которые «слывут самыми лучшими врачами для самих себя, хотя ничем не способны поддержать здоровье другого». Даже в рамках системы общего образования отдельным ученикам понадобится индивидуальная программа: «Кулачный боец не всех, наверное, обучает одному и тому же приему борьбы». Аристотель убежден в необходимости тщательно разработанной системы государственного руководства образованием. Однако современные родители, не удовлетворенные государственной школой и вынужденные отдавать детей в частные учебные заведения, могут утешаться тем, что даже Аристотель высказывался на эту тему с оговоркой: «Тем не менее, когда общество не берет дело в свои руки, привести своих детей и друзей к благополучию или хотя бы задаться такой целью – это личный долг каждого из нас».

Но какой должны быть эта идеальная система образования, организованная государством, чтобы обучать всех граждан предметам, представляющим «общий интерес»? Единственное известное ему государство, где программа действительно разрабатывалась государством, – военизированную Спарту Аристотель не жаловал, поскольку там всех свободнорожденных детей, и богатых, и бедных, учили одинаково. (В «Политике» он называет эту особенность в числе невесть откуда взявшихся демократических черт крайней спартанской олигархии.) Там слишком мало простора для подгонки под индивидуальные особенности, которую рекомендовал Аристотель.

Другая крайность, которую Аристотель приводит в пример, – это мифические гиганты циклопы, один из которых, Полифем, присутствует в «Одиссее» Гомера. Полифем – дикарь, который живет отшельником и даже самый примитивный союз (брачный) не удосужился образовать. Однако Аристотель как социолог замечает, что на том же острове живут и другие циклопы. У этих есть и жены, и дети, но они не объединяют свои семьи в общину, которая могла бы централизовать воспитание и обучение. У циклопов нет ни общих законов, ни законодательного собрания. Каждый мужчина-циклоп – единоличный правитель в собственной горной пещере, сам «право творит над детьми и супругой» и не считается с остальными.