Счастье по Аристотелю

В нравственно неоднозначных ситуациях, если намерения у вас благие, иногда вполне допустимо использовать сомнительные методы. Насколько необходимо прибегать к запрещенным приемам ради благой цели, зависит от того, насколько безвыходная у вас ситуация. Так, загнанные в угол родители пойдут на все – обман, кражу, принуждение и насилие, чтобы спасти своего ребенка. Аристотель прекрасно это понимает: «потому что дурное совершается по принуждению». Принуждение может принимать самые разные формы – в том числе крайние, такие как угроза лишить жизни ваших близких.

Аристотель объясняет это на двух простых примерах. Первый заключается в том, что ударить человека – это злодеяние, если намерением ударившего было оскорбить, причинить боль жертве или получить удовольствие самому. Однако, если удар был нанесен в порядке самозащиты, винить ударившего не за что. Пример второй: взять что-то без ведома владельца – это кража, если она совершается с намерением оставить взятое себе и тем самым навредить владельцу. Но если, скажем, вы позаимствовали чью-то машину, чтобы срочно доставить в больницу человека с сердечным приступом, а машину затем вернете, это, в общем-то, не кража. Вами двигала необходимость во что бы то ни стало спасти человеку жизнь.

В аристотелевских этических задачах «повышенной сложности» фигурируют три нравственные дилеммы, при которых единственно верным руководством к действию зачастую оказывается лишь намерение. Во-первых, ошибочным шагом может стать и бездействие. Во-вторых, и теоретически, и практически честность – действительно лучшая политика. И в-третьих, жесткие принципы добродетельности поступков или принцип равенства необходимо смягчать более частным и гибким, учитывающим конкретные обстоятельства принципом справедливости. Для Аристотеля важнее всего самостоятельная, независимая личность, свободная в своем решении поступать «правосудно», даже если все вокруг ведут себя неподобающе. Возможно, эти идеи развились отчасти в противовес бесконечным распрям, которые философ наблюдал при пышном македонском дворе в Пелле в собственном детстве и позже, в 343–336 гг. до н. э., когда воспитывал Александра. Борьба за власть, убийства, вымогательство, принуждение, заговоры, обман, болезненные страхи… Но Аристотелю удалось остаться собой.

Пожалуй, самый сложный нравственный выбор – вмешаться или ничего не предпринимать. Вы беспокоитесь за соседского ребенка, которого, кажется, бьют. Как поступить – сообщить в службу опеки или промолчать, вдруг вы ошиблись? Ваш сослуживец растрачивает корпоративные средства. Известить руководство или держать рот на замке, чтобы не сочли стукачом? Дилемма играет ключевую роль в фильме Джонатана Каплана «Обвиняемые» (The Accused, 1998), где впервые в истории кинематографа освещается несправедливое обращение с жертвами сексуального насилия, которые пытаются искать правовой защиты. Четверо студентов колледжа насилуют в баре женщину из рабочего класса. Приятель одного из них, хоть и шокирован совершающимся у него на глазах, никак не вмешивается и не пытается остановить преступление. Однако все же звонит в службу спасения и уведомляет полицию. Его показания сыграют затем большую роль в расследовании.

Аристотель первым из философов, занимавшихся этикой, понял, что неправедным поступком может быть не только действие, но и бездействие. Самый яркий пример он приводит в Книге третьей «Никомаховой этики»: «И в чем мы властны совершать поступки, в том – и не совершать поступков, и в чем от нас зависит “нет”, в том – и “да”. Следовательно, если от нас зависит совершать поступок, когда он прекрасен, то от нас же – не совершать его, когда он постыден».

Сегодня цена этого выбора гораздо выше, чем во времена Аристотеля. Хотя у древних греков тоже имелось понятие непрошеного вмешательства, на людей, которые считали, что их дело сторона, смотрели косо. Если в наше время тихони вызывают, в отличие от возмутителей спокойствия, скорее одобрение, то древние греки считали отрешенность эгоизмом и безответственностью, уклонением от гражданских обязанностей. У нас сама лексика, описывающая инициативу или вмешательство с целью навести порядок и устранить несправедливость, зачастую имеет отрицательную окраску. Лидерство часто воспринимается как самореклама или карьеризм. В нашем языке почти нет глаголов, означающих вмешательство в положительном смысле, за редкими исключениями вроде «вступаться», зато предостаточно обозначений осуждаемого вмешательства – «вторгаться», «путаться», «лезть не в свое дело». Еще сложнее приходится женщинам, которых испокон веков приучали «не высовываться», поощряя скромность и незаметность в противовес участию в общественных или государственных делах.