Счастье по Аристотелю

Учитывая изложенное в предшествующих абзацах, Аристотель почти наверняка согласился бы с доводами в пользу гомосексуальных браков. Он уверен, что брачные союзы создаются не столько ради продолжения рода. У примитивных животных такие связи возникают лишь для размножения и длятся не дольше, чем требуется «для порождения потомства». У животных более высокоразвитых, более подобных человеку, партнерство принимает, соответственно, более сложные и осознанные формы – «видно, как они проявляют друг к другу больше помощи, привязанности и содействия». Но заметнее всего эта осознанность и многогранность у человека, где партнерство выходит далеко за рамки физической близости, как бы приятна она ни была, поскольку партнеры «содействуют друг другу не только ради существования, но и ради благополучного существования».

Хотя незыблемых правил в аристотелевской этике мало, насчет супружеской измены философ категоричен и считает ее неприемлемой. Дело в том, что измена подрывает доверие, на котором, в свою очередь, строится любая успешная дружба. Блуд – как и воровство или убийство – предосудителен сам по себе: «и “хорошо” или “не хорошо” невозможно в таких вещах; например, невозможно совершать блуд с кем, когда и как следует; вообще совершать какой бы то ни было из таких поступков – значит совершать проступок». У Аристотеля можно найти много косвенных рекомендаций, касающихся брака или долгосрочного союза, поскольку все, что он говорит о тесной дружбе, в равной степени можно применить и к супружеству. Супружество, с точки зрения Аристотеля, отличается (хоть и существенно) от других видов тесной дружбы лишь большей близостью и совместным вкладом в выращивание общего потомства. То же самое относится к родственным связям между родителями и детьми или братьями и сестрами: разница между подобными семейными узами и дружескими отношениями сугубо «количественная» и зависит от интенсивности взаимодействия.

Многое здесь проясняет биография самого Аристотеля. В раннем отрочестве он лишился родителей; значительную часть жизни оставался бессемейным – до женитьбы и после смерти своей жены Пифиады, которая родила ему дочь, получившую то же имя. Позже, после долгого вдовства, он обрел счастье с землячкой из своей родной Стагиры, женщиной по имени Герпеллида. Он не сочетался с ней законным браком – возможно, потому, что она была рабыней или просто низкого сословия, – однако сына от нее, Никомаха, признал и именно ему посвятил или адресовал «Никомахову этику». Кроме того, Аристотель усыновил своего племянника Никанора, сына сестры. Оставленное философом завещание проникнуто вдумчивой заботой о Герпеллиде и троих детях. Однако это не мешало ему активно формировать круг близких и преданных друзей, куда входили и Гермий (правитель Ассоса на северо-западе современной Турции, где Аристотель провел два года после ухода из Академии), и философ Теофраст, помогавший впоследствии Аристотелю основать Ликей. Судя по тому, с каким знанием дела Аристотель пишет о семейных взаимоотношениях и теплой дружбе, он опирается на собственный опыт – как успеха, так и глубочайших разочарований.

Сегодня, в эпоху социальных сетей, мы разбрасываемся словом «друг», умаляя тем самым само понятие дружбы. Чтобы потешить свое самолюбие, мы принимаем в «друзья» тех, с кем даже знакомиться в реальной жизни не намерены, зато охотно держим в «подписчиках». Поэтому очень полезно заглянуть в прошлое и прочитать панегирик истинной крепкой дружбе, которым Аристотель начинает Книгу восьмую «Никомаховой этики»:

Дружественность – это самое необходимое для жизни. Действительно, никто не выберет жизнь без друзей (philoi), даже в обмен на все прочие блага. ‹…› Друзья нужны молодым, чтобы избегать ошибок, и старикам, чтобы ухаживали за ними и при недостатках от немощи помогали им; а в расцвете лет они нужны для прекрасных поступков «двум совокупно идущим», ибо вместе люди способнее и к пониманию, и к действию.