Счастье по обмену (СИ)

— Ну и иди к своей Катеньке, целуйся с ней, что ко мне пришел-то? Что, думаешь, такой прямо экземпляр, перед которым все ноги раздвигают? Иди, иди!

Еще и подтолкнула холодной ступней в его спину.

А он извернулся, схватил ее за щиколотку, потянул на себя.

Юля, не удержав равновесия, грохнулась пятой точкой на матрас.

Роман четко, зло, скрывая свою ярость, навис над ней:

— Что ты болтаешь? Какая Катя? Всю душу ты мне выела! Не нужна мне никакая Катя! Будь проклят тот день, когда я приехал в этот ваш Жигулевск!

Он чуть не завыл, видимо, от отчаяния.

— Что, правда, не нужна? — робко вопросила Юля снизу-вверх.

— О боги! Дошло, наконец! Я зачем притащился к тебе? А? — уже тише, ласковей, со смешинками в глазах, которые сияют в полутьме. — Звоню тебе, звоню, а ты трубку не берешь!

— А я думала… Ты меня бросил… После Турции. Сам же написал в записке: спасибо мол, пока.

Он нахмурился. Отстранился.

— Кто — пока? Я — пока?

— Ну да. С цветочками.

— Я — «пока с цветочками»?

Видно, что ему и рассмеяться хочется, и еще что-то, возможно, даже не совсем приличное, а возможно, даже запрещенное уголовным кодексом. То есть или отлюбить, или задушить.

Юля облегчает задачу:

— Ну ты же сам написал в записке: «Спасибо за роман».

Яковенко сначала молчит, потом шевелит губами, а потом хохочет, да так сильно, что кто-то из соседей панельного дома стучит по трубам: ну как же, шуметь после часу ночи, вообще-то, запрещено.

Роман тут же прикрывает себе рот рукой, и смеется уже тише, а с ним и Юля, заразившись его весельем.

Успокоившись, отдышался, чуть слезы с уголков глаз не отер.

— Вообще-то, я просил написать совсем другое. А в конце — добавить свое имя, чтобы ты меня точно ни с кем не перепутала.

Она моргает, глядя на него, складывает дважды два и понимает, что да, правда. Все правда. А она, дурочка, столько страдала, столько переживала.

И как хорошо, что именно сегодня, вернее, если свериться с часами, уже вчера, все-таки взяла себя в руки, приняла душ, выбросила обертки от конфет, а недоеденные свернула в пакетик и отдала сплетницам на лавочке, собрала себя в кучу, чтобы выйти на улицу, и пришла в нужное время в нужное место.

Она бы и подумала еще о чем-то другом, но Роман не дает ей возможности. Смех прекращается, когда он нагибается к ней, и целует тягуче, прощая, увлекая, растворяя в себе.

И вот теперь они по-настоящему, кожа к коже, дыхание к дыханию, сердцебиение к сердцебиению. Губы уже вспухли и горят у обоих — так жадно целуются, пальцы, особенно его — нагло, бесстыже и, тем не менее, нежно — по всему ее телу, языки переплетаются в поцелуе — убийце разума.

Его очередной беспомощный стон, который сводит ее с ума.

— Девочка моя…

И вот он уже почти в ней. Замер, напряженный. Его плечи, руки — все дрожит от едва сдерживаемого желания в последнем, немом вопросе.

— Да… — стоном-выдохом ему на ухо. И он двигается вперед.

Нестерпимо медленно, хотя ничто ему не мешает. Она гладкая, влажная, готовая его принять, более, чем готовая, истекающая от готовности. Но он не торопится, совсем. Медленно, очень медленно. Но, наконец-то, полностью в ней.

Она резко обхватывает его бедрами.

И он начинает медленно, но быстро теряет себя. От того, как она прогибается под ним, как вжимается в него, как впиваются в его плечи ее ногти. И ее всхлип, такой жалобный, такой знакомый.

— Больно?

— Еще раз так спросишь — укушу!

Он вздрагивает, дыхание пресекается.

И срывается снова. Уже не может остановиться. Но, похоже, она этого и не хочет. И это выносит ему мозг.

Его удерживает от окончательного падения какая-то тонкая ниточка. Сотканная из дрожи ее тела. Из ее стонов, всхлипов, шумного дыхания. Из напряжения ее живота. Такая жаркая, сладкая, сводящая его с ума… Его… Должен ее дождаться, хочет с ней, вместе…

Изогнувшись, он опускает руку между их телами. Прижимает пальцем там, где горячо и влажно бьется ее пульс. Совсем громкий стон. Она резко выгибается под ним. Не отпускает ее, помогает, гладит там. Смертельно хочет, что она с ним, а он уже не может больше сдерживаться, но с ней, только с ней. И сейчас нет ничего важнее: чтобы они вдвоем, чтобы она с ним…

Дыхание срывается. И он, не сумев сдержать себя, падает на нее, еще вздрагивающую под ним. Асинхронный перестук сердец, переплетаются светлые и темные влажные локоны, смешивается редкое рваное дыхание. И на какое-то время все замирает.

Глава 31

Роман

Роман проснулся от солнца. Луч светил прямо сквозь веко, заставляя проснуться раньше, чем сам бы он захотел. Перевернулся на другой бок, но чувствовал, как упрямое солнце давит на затылок. И вроде бы ощущение приятное — возможно, последние солнечные дни, теплые и яркие, но прямо сейчас ужасно не хотелось вставать.