Мама Глеба любезно предложила им пожить у нее до тех пор, пока не построят их дом, чтобы не снимать квартиру. Она ужаснулась той сумме, которую им приходилось теперь платить в месяц за ипотеку. Глеб не хотел об этом говорить. И вообще не очень хотел принимать помощь матери. С давних пор он старался обособиться от нее. У Амиры Львовны был очень тяжелый характер, однако сразу его распознать было трудно. С виду Амира Львовна была сама любезность. Про таких людей еще говорят: «Мягко стелет, да жестко спать». Глеб-то это давно знал, а Аня очень обрадовалась предложению свекрови:
– Ты что?! Хорошо же! Пока с Амирой Львовной будем жить, накопим немножко на мебель и ремонт. Ведь еще столько всего нужно будет, там почти голые стены! Хотя я готова и на полу спать, лишь бы свой угол! Как хорошо, что мы с тобой, наконец, купили свое жилье!
– Да, хорошо! – соглашался Глеб. – Только вот мама…
Он все еще сомневался.
– Глеб! У нее трехкомнатная квартира, а мы снимаем квартиру. Она живет одна! Ладно бы если у тебя были еще братья или сестры, как у меня! Мы ее не стесним. Надо соглашаться!
Амира Львовна выделила детям комнату, всю сплошь заставленную разным хламом. В ее квартире вообще было много лишних вещей. Очень много. Стопки газет, старые коробки, банки стеклянные, банки пластиковые, сумки, пакеты, корзины, наполненные каким-то хламом. На пыльных шкафах стояли огромные пыльные коробки. Что в них было, она забыла. Цветы на подоконниках давно засохли. Амира Львовна умудрилась засушить даже кактус. Занавески… Словом, постирать бы их давно надо было. И окна помыть. И кухню тоже помыть. И ванную с туалетом. И пропылесосить надо было бы основательно. А еще коты. Два шикарных пушистых котяры, с которых сыпалось много шерсти. И Амира Львовна среди всего этого «великолепия», которой было вечно некогда. Все – некогда: ни убрать, ни приготовить. Но у нее всегда находилось время поболтать. С соседкой, с подругой, по телефону, и так и сяк.
Когда приехали Глеб с Аней, в холодильнике скучал вялый пучок укропа, четверть батона сырокопченой колбасы и маленькая кастрюлька картошки пюре. В морозилке – пачка фарша.
Аня и Глеб кинулись в маркет и через полчаса притащили три сумки с продуктами. Аня взялась готовить. Амира Львовна была счастлива.
– А мне, детки, некогда готовить, все на работе допоздна. А вечером чего мне надо-то? Чайку попила, а потом кефирчику на ночь и все. А утром кофе. Обожаю кофе! И бутербродик с колбасой. Это неизменно. А на работе столовая. Там и пообедаю. Иногда беру шницеля, жарю себе. Но это редко. Хорошо, что хозяюшка у меня тут теперь появилась, да?
Амира Львовна обнимала Аню и улыбалась.
Аня рьяно взялась приводить квартиру в порядок. Амира Львовна милостиво разрешила выбросить некоторый хлам, но далеко не весь.
– Это нужно… Это тоже… А из старых газет, знаете, чего только сейчас не выделывают! Оставь, Анечка, вот выйду на пенсию, буду корзинки плести. И коробочки, ну смотри, какие миленькие! Обклеить чем-нибудь и можно хранить в них что угодно! А что, цветок засох?.. Совсем засох?.. Ох, ну ладно, выброси. Надо у Надежды Михайловны на работе отросточек взять будет, посадить новый. А то как же без растений-то? Эта стопка газет пусть на диване лежит. Сесть некуда? А куда же ее? На шкафу все занято, в шкафу тоже и на балконе…
Словом, оказалось, что большинство вещей Амире Львовне нужно оставить. Поэтому преобразования коснулись только комнаты, где поселились Аня и Глеб. Там стоял очень старый продавленный диван, висел ковер советских времен с потрепанным краем и тяжелый колченогий шкаф. Еще стояло трюмо с облупившимся местами зеркалом и журнальный столик, одна ножка которого была сломана и перемотана синей изолентой.
Аня и Глеб, с разрешения Амиры Львовны, вынесли всю эту мебель на помойку. Взамен купили себе двуспальную кровать с хорошим матрасом, потом смогли осилить шкаф и комод. Шторки Аня купила свеженькие, дешевые, но красивые. Стало уютнее.
Так и жили. Не ругались, старались обходить «острые углы», хотя иногда это было нелегко. Амира Львовна была очень властная женщина, и свое мнение считала единственным правильным. Если с ней не спорить и делать, как она говорит, то «тишь, да гладь». Но чуть что не так – жди серьезного скандала. С обидами и молчанием в отместку. Бойкот был ее любимым методом.
– Ох, Аня, потому и папа тогда, наверное, от нас ушел, – говорил Глеб. – Мама, бывало, как замолчит на неделю. А он вокруг нее бегает, не знает, чем не угодил. Ну кому это понравится? Я тогда мальчишкой был, особо не вдавался во все это, но уже понимал, что к чему. Папа ей букет роз притащит, а она и не взглянет. Чуть ни на коленях вымаливал иной раз прощение за какое-то нечаянно сказанное сгоряча слово… Папа у меня золотой был! Жаль, что не стало его. Ушел от нас, а потом вот… недолго прожил, здоровье подвело. Мне только четырнадцать исполнилось. Мать еще жалела, что алименты он не доплатил до моих восемнадцати…