Наверное, следовало отвлечься, отдохнуть, но я не мог делать ничего другого. Лишь отдавать всё внимание и все душевные силы этому совершенно бесполезному занятию - поиску выходов из лабиринта, который я сам себе придумал.
Я не заметил, как летит время. Не заметил, что никто не приехал и после полудня, а ещё через некоторое время Стойка явился ко мне в шатёр и с поклоном сказал:
- Государь, нужно решать.
- Что? - от удивления я даже привстал с лавки, на которой сидел. - Ты приказываешь мне?
Стойка как будто не обратил внимания на мои слова и повторил:
- Нужно решать.
- Что решать!? - крикнул я, чувствуя, как во мне закипает гнев.
- Что мы нападём на молдаван, - Стойка произнёс это спокойно, но было видно, что спокойствие даётся ему с большим трудом. - Если наши люди до сих пор не вернулись, значит, уже не вернутся. Значит, их захватили в плен молдаване и подмога, которая идёт к Штефану, близка.
- Откуда у тебя такая уверенность? - спросил я.
- Если наши люди не вернулись, другой причины быть не может. Мы должны напасть на него сейчас, а иначе упустим возможность, и нам придётся биться со всей его армией.
- Я... - ещё недавно я думал, что готов принять решение, но теперь мне снова что-то мешало. - Я не могу принимать такие решения один. Нужно созвать совет.
Стойка понурился. Очевидно, представил, как долго будут заседать бояре, и подумал, что ему на совете придётся убеждать не только меня, но и всех участников.
Мой начальник конницы вдруг показался мне очень усталым. У него был вид обречённого, а я, хоть и понимал, чего он от меня ждёт, никак не мог этого выполнить.
Со мной происходило что-то странное: я почти уверился, что теперь нахожусь в другом мире, похожем на наш мир, но более безумном - там, где причина и следствие никак не зависят друг от друга, и всё подчиняется неведомой кривой логике. В этом другом мире все были против меня, и всё вокруг таило угрозу, от которой я никак не мог защититься. Я ничего не мог. Казалось, что всякое моё действие приведёт не к тем результатам, на которые я надеюсь, а к совершенно неожиданным, поэтому не имело смысла что-либо делать. "Ты в любом случае проиграешь и будешь страдать", - шептал кто-то.
Побуждение к началу битвы казалось мне безумством, которое вызовет целый дождь бед на мою голову. Следовало избегать боя любыми средствами, потому что именно во время битвы во всю силу проявилась бы кривая логика сумасшедшего мира. Казалось, всё пойдёт совершенно непредсказуемо. И не в мою пользу. И у меня не будет времени даже подумать об этом, хоть попытаться исправить.
- Нужно созвать совет, - повторил я, ведь если бы решение принял не я, а другие люди, это решение могло иметь правильные, закономерные последствия. Совсем не такие, которые имело бы моё решение, даже если бы оно было точно таким же. Другие люди не находились во власти сумасшедшего мира. В том мире находился лишь я.
* * *
Совет собрался скоро. Но как нарочно не мог прийти к единому мнению. Все ждали решения от меня, а я не хотел решать. Не хотел! И не мог объяснить истинной причины, потому что моё объяснение не встретило бы понимания.
"Война не для таких людей как ваш государь. Решите сами. Без меня. Неужели это так трудно? А я не могу решать, потому что наверняка ошибусь и подведу всех вас, как Хасс Мурат подвёл своих людей. Но я не хочу быть как Хасс Мурат. Поэтому действуйте сами. Я верю в вас", - вот, что мне хотелось сказать. Но я молчал. И поскольку я молчал, остальные начинали говорить всё громче. Они спорили и шумели, тыкали пальцами в карту на столе, нарисованную Стойкой ещё несколько дней назад.
Иногда кто-то из спорщиков оглядывался на меня, будто ожидал, что я сейчас вмешаюсь и объявлю своё решение, но я не вмешивался в перепалку, которая разгоралась с каждой минутой.
Наконец я всё-таки нашёл в себе силы вмешаться в происходящее, но не для того, чтобы сообщить своё решение, а для того, чтобы немного утихомиривать спорщиков:
- Зачем вы так кричите? Говорите спокойно, проявите друг к другу почтение.
Говорить стали тише, но спор пошёл на новый круг. Одни держали сторону осторожного Нягу, а другие поддерживали Стойку, который уже почти не участвовал в беседе, а лишь стоял возле стола вместе со всеми и поправлял тех, кто неверно пересказывал его соображения, уже многократно высказанные.
Глядя на Стойку, я видел, что тот очень утомлён - утомлён спорами и уже не видит в них никакого смысла. "А если я сейчас отдам приказ готовиться к битве, - думалось мне, - как же он будет сражаться? Как такой утомлённый начальник конницы поведёт эту конницу в бой?"
"Боя не будет, - будто отвечал мне кто-то, - ты же решил, что не будет. И Стойка смирился, что у него такой трусливый государь. Ему трудно было смириться, но он смирился".
Меж тем все спорщики устали, и я предложил прервать совет трапезой, а после продолжить. Бояре согласились, но продолжали вяло спорить и во время еды. Я опять не прерывал и даже перестал слушать, что они говорят, потому что говорилось одно и то же.