Счастье Раду Красивого

   "Ну, примите уже решение! - мысленно умолял я. - Как скажете, так и будет. Главное, чтобы вы решили единогласно. Договаривайтесь между собой. Вы мудрее, чем я. Помогите мне покончить с этим. Помогите, раз уж я не могу один нести эту ношу!"

  

   Думая об этом, я вдруг обратил внимание, что вино в моём кубке, стоящем на столе, ведёт себя странно: тёмно-вишнёвая гладь напитка чуть подрагивала.

  

   Я поднял голову, уже собираясь упрекнуть одного из бояр за то, что стучит кулаком по столу, ведь стучание кулаком казалось мне единственно возможной причиной происходящего, но тут оказалось, что всё иначе. Вино дрожало оттого, что бояре повскакивали с мест.

  

   Теперь все смотрели на меня, а я, продолжая сидеть во главе стола, недоумённо уставился в их лица, не понимая, чего от меня хотят. Лишь спустя некоторое время я заметил, что в шатёр, оказывается, вбежал человек. Судя по всему, он сообщил некую новость, которая взбудоражила всех, заставила вскочить, но я был так поглощён своими мыслями, что не услышал.

  

   - Государь, - судя по всему, человек повторил это ещё раз специально для меня, - молдаване напали. Напали на наш лагерь.

  

   Пока я выжидал, судьба решила всё за меня.

  

   * * *

  

   Дальнейшее было как дурной сон - тот сон, где я падал на колени посреди поля битвы и не мог подняться.

  

   Когда на меня в спешке одевали юшман - кольчужный халат - и прочее, тяжесть доспехов давила на меня так, что хотелось упасть на колени. А может, мне хотелось упасть на колени, чтобы молиться? "Господи, избавь меня от этого испытания, потому что оно слишком тяжело для меня!"

  

   Никому кроме Бога я не мог в этом признаться, но слуги, облачавшие меня в доспех и препоясывавшие мечом, наверняка видели по моему лицу, что я напуган и растерян. Тем не менее, несмотря ни на что, я старался выглядеть решительным, когда выходил из шатра, возле которого уже выстроились все мои бояре, тоже облачённые в доспехи. Многочисленные факелы в руках моих слуг и воинов красноватым светом озаряли площадку перед шатром, и в этом было что-то зловещее.

  

   "Лагерь укреплён хорошо, - успокаивал я себя, - и молдаван должно быть примерно столько же, сколько нас. Не больше. А даже если их чуть больше, на нашей стороне всё равно преимущество: основательно построенные укрепления".

  

   - Где молдаване? - сразу же спросил я, выйдя из шатра. - С которой стороны они наступают?

   - Они повсюду, - прозвучал ответ. - Наступают сразу со всех сторон. Нас окружили.

   - Куда же смотрели наши дозоры? - строго спросил я.

   - Дозорные, как только увидели, сразу подняли тревогу. Но молдаване действовали быстро и слаженно. Никто и глазом моргнуть не успел. Наверное, они получили подкрепление, о котором говорил пленный. И как получили, сразу напали.

   - Значит, так Богу было угодно, - с нарочитым спокойствием произнёс я. - Но у нас хорошо укреплённый лагерь. Мы удержим его до рассвета, а там видно будет. - Я нарочито весело улыбнулся. - А вдруг молдаван всего-то пятнадцать тысяч, как прежде? Если окажется так, то утром мы будем смеяться, что посчитали это нападение серьёзным. Нас семьдесят тысяч! Мы удержим лагерь.

  

   Разумеется, я помнил давнюю битву, когда мой старший брат напал на двухсоттысячное турецкое войско, устроившееся лагерем на ночлег. Влад имел в распоряжении в семь раз меньше людей, чем турки, но своим нападением причинил большой урон и устроил погром в турецком лагере.

  

   Наверное, мои бояре тоже помнили об этом, но они также должны были помнить, что Влад напал на турок в безлунную ночь, поэтому я указал на небо, где ночное светило, выросло уже на три четверти:

   - Смотрите, как ярко светит сегодня луна! Возможно, она поможет нам сосчитать наших врагов ещё до рассвета. А теперь идите и защищайте укрепления. Следите, чтобы наши воины, даже если они не ранены, не сражались больше двух часов кряду. Заменяйте их свежими силами. Запасные силы у нас есть, и мы должны это использовать. А я лично прослежу за тем, чтобы это правило исполнялось. Так мы легко выдержим натиск, пока не кончится ночь.

  

   Бояре как будто приободрились, а я, несмотря на внешнее спокойствие, внутренне содрогнулся. Я сейчас как будто оборонял собственное сердце, оборонял от подступающего со всех сторон страха, и мне казалось, что если не сумею удержать оборону, то падёт и оборона моего лагеря - падёт под натиском молдаван, потому что все увидят, как мне страшно, и решат, что дело проиграно.

  

   * * *

  

   Дальше началось бесконечное движение по кругу, вдоль линии укреплений. Ни на мгновение в моих ушах не затихали яростные крики, лязг и звон металла, иногда сопровождаемый грохотом пушечных выстрелов.

  

   В темноте, пусть ночь и была лунная, казалось трудно что-либо разобрать. Поворачивая голову в ту сторону, где пролегала граница лагеря, я видел огромную шевелящуюся массу людей, на мгновение озарявшуюся белыми всполохами, но и тогда мне было не ясно, где мои люди, а где чужие. Путаницы добавляло мельтешение факелов впереди меня, справа, слева. Люди сновали туда-сюда, сменяя друг друга на укреплениях.