На пути встречались редкие прохожие. Они куда-то спешили, их кто-то ждал, а ему идти было некуда. Укрывшись зонтом и тесно прижавшись друг к другу прошли пожилые супруги. Человек в пенсне и черной шляпе бережно поддерживал свою спутницу, а в другой руке нес сетку со свертками. «Придут домой, будут пить чай. Вместе, вдвоем...»
Впереди показались еще две фигуры. Лица женщин скрывали зонты, но в одной из них Андрей узнал Александру Павловну. Когда они поравнялись, она тоже заметила Широкова.
— Андрей Игнатьевич! Куда в такую пору?
— Так, никуда, — рассеянно ответил Андрей.
— А мы с концерта. Познакомьтесь, хористка оперного театра Людочка.
Людочка была значительно моложе Александры Павловны. Дуги бровей неестественно чернели на ее белом лице, губы были приторно накрашены и тоже казались черными.
— Нет, вы все-таки отвечайте, куда на ночь глядя? Андрей снова не мог сказать ничего определенного, и тогда обе женщины принялись уговаривать его пойти на именины к подруге Людочки.
— Неудобно и поздно, — начал было отговариваться Андрей, но Людочка ничего и слышать не хотела. Другое дело, если Андрей Игнатьевич спешит, а коли он свободен, пусть безо всяких разговоров идет с ними. И Людочка, подхватив Андрея под руку, потянула его за собой.
— Вот как вашего брата окручивают, — смеялась Александра Павловна. — Меня, правда, подобным же образом уговорили. Бедовый вы человек, Людочка.
— Не бедовый, а жизнерадостный. Ну чего хорошего в вашей постоянной серьезности? Весь вечер ни в публику не вышли, ни в буфет. Этак лучше и на концерты не ходить. Правда ведь, Андрей Игнатьевич?
— Не знаю...
— Ну вот, еще одна живая мумия объявилась. Придем к Рине, я вас растормошу.
Когда они подошли к дому, где жила именинница, ни в одном окне не оказалось света. Небольшой деревянный флигель и весь двор были погружены в сон. Но это нисколько не смутило Людочку. Она принялась колотить в дверь кулачками так сильно, что где-то в соседнем дворе четко захлопало эхо. Наконец в узком надверном окне вспыхнул свет, и нервный женский голос спросил:
— Людка, ты?
— Я, Рина, открывай, — и Людочка обернулась к Андрею и Александре Павловне, ободряюще кивнула им головой.
Дверь открылась, и все трое оказались в узком коридорчике, в котором нестерпимо пахло квашеной капустой и карболкой. Рыжеволосая Рина в черной, небрежно застегнутой кофте и узкой юбке шла впереди и напряженно перешептывалась с Людочкой.
Оказалось, что гости уже разошлись. Остался только приятель Жеки — сестры Рины, который много выпил и спал теперь в соседней комнате.
Рина включила настольную лампу, и свет ее вырвал из темноты небольшой круглый стол, покрытый грубой клеенкой, потускневший от времени комод и низенькую кушетку, на которой спал мальчик лет восьми. В смежной комнатушке стояли две кровати: одна небольшая, железная, была втиснута между стен поперек, другая двуспальная никелированная, занимала, очевидно, комнату во всю длину. Андрею видна была лишь спинка кровати. Между поблескивающих никелировкой прутьев виднелась одна большая нога в рыжем носке и одна маленькая, голая, видимо, Жеки.
При виде этой картины Андрей почувствовал отвращение. Он переставил стул, и теперь перед ним оказалась кушетка, на которой лежал мальчик. Его большие карие глаза были широко раскрыты и устремлены в какую-то неопределенную точку наверху.
На вопрос Рины, почему Саша не спит, он ничего не ответил — только сомкнул ресницы.
Тем временем на столе появились бутылка водки, маленькие металлические стаканчики, селедка и колбаса.
— Больше ничего нет. И почему вы раньше не пришли? Андрей Игнатьевич, так вас, кажется, зовут, вы единственный мужчина — разливайте.
Андрей передернулся (озноб все еще не проходил), наполнил стаканчики, и все выпили за здоровье именинницы.
Следующий тост — за гостей — Александра Павловна пить отказалась. Андрей, тоже не любивший водку, решил, однако, выпить — он все еще надеялся перебороть болезнь.
По телу разлилось тепло, захотелось курить. Поднося спичку, Андрей вновь заметил блеск Сашиных глаз. Мальчик, как и прежде, смотрел куда-то в потолок, и в этих детских глазах легко было заметить скорбь взрослого человека — настолько они были строги, так определенно выражали боль самой души.
— Саша, — тихо позвал Андрей, — чего не спишь?
Мальчик не ответил и закрыл глаза, прикидываясь спящим, но его бледное худое лицо от этого не стало спокойным.
— Что с вашим сыном? — шепотом спросил Андрей. Рина поспешно ответила, что это совсем не ее сын, у нее вообще никогда не было детей. Саша — сын сестры Жеки.
— Да спи ты, Сашок! — прикрикнула она на мальчика. — Все дети спят в такую пору, один ты неслух.
Разговор за столом не клеился. Александра Павловна сидела, не произнося ни слова.
— Пожалуй, нам пора? — спросил ее Андрей, а потом обратился к Рине: — Поздно уже, да и ломает всего. Видно, простудился.
— Водка — лучшее лекарство. Налить?
— Не поможет. Надо было раньше.
В коридоре Андрей задержался и, когда Александра Павловна вышла на улицу, обратился к Рине:
— Познакомьте меня с вашей сестрой.