Не умея скрыть своего волнения, которое выдавали нервное покусывание губ, бледность и без того белого лица, Оля осторожно села на краешек стула, чтобы не помять тщательно отутюженного серого костюмчика, который надела, наверное, ради сегодняшнего, особого случая. Ее настороженный взгляд устремлялся то на дверь, то на Мальгина, который уткнулся в рукопись и старался не замечать волнения Оли. Предоставленная самой себе, она время от времени украдкой поднимала руки и поправляла белокурые кудряшки, но при этом они нисколько не меняли своего положения, по-прежнему образуя пышный, удивительно ровный золотистый шар.
Но вот в коридоре послышались торопливые шаги, и Оля, выпрямив спину, положила руки на колени. Вошел Андрей, озабоченный и раздраженный. Он бросил на стол передачу и, скривив углы губ, сказал:
— Не пойдет!
— Как, почему? — всполошился Мальгин. — Кто забраковал?
— Об этом после. — Андрей повернулся к Оле, попытался улыбнуться.
— О вас я говорил. Давайте условимся так: вы получайте у нас задания, пишите, а там посмотрим. Труд ваш будет оплачиваться. Сколько напишете, столько и получите. Согласны?
Оля кивнула головой, но по всему было видно, что ждала она большего. Часто захлопали ее ресницы, и робким голосом она спросила:
— А как в штат? В аппаратной работать я больше не могу. У меня уже подписано увольнение.
— Напрасно поспешили, — ответил Андрей. ~ Но, впрочем, все будет зависеть от вас. Нужно доказать свою способность стать журналистом. Понимаете? И доказать это не только нам с Петром Петровичем.
Заметив, как низко склонилась голова Оли и как вся она сникла и затихла, Андрей сказал другим, деловым тоном:
— Итак, приступим к работе. Распределим нагрузку на следующую неделю. Ты, Петр Петрович, сдашь новый вариант снятой передачи, подготовишь согласно плану две авторские статьи, я возьмусь за «Дневник соревнования», а Оля... Оля сделает репортаж о благоустройстве. — Произнося эти слова, он взглянул на Комлеву и увидел, как глаза ее оживились, стали внимательными и серьезными.
— Репортаж о благоустройстве должен быть не поверхностным, а содержать конкретные предложения и, главное, передавать заботу людей о своих дворах, улицах, о городе. Понятно?
Оля снова кивнула головой.
— Ну вот и хорошо! Даем два дня на изучение материала. Постарайтесь найти лучший опыт, настоящих энтузиастов благоустройства.
Оля слушала внимательно, не сводя глаз с Андрея. И в этом пристальном взгляде, во всей ее фигуре, напряженной, подавшейся вперед, — чувствовались готовность и желание выполнить задание так, как об этом говорил Широков. А когда он протянул Комлевой пару стандартных редакционных блокнотов и пообещал к завтрашнему дню приготовить удостоверение внештатного корреспондента, она почувствовала, как где-то в груди поднялась теплая волна и остановилась у горла. Оля тихо кашлянула, попрощалась и быстро вышла из комнаты.
Если бы Андрей и Мальгин, которые понимающе переглянулись, могли последовать за Олей, они бы увидели, как бойко бежала она по лестнице, семеня ногами и выбрасывая их поочередно вперед, словно первоклассница. Не убавила она шагу и на улице. Только на углу, возле телефонной будки, замедлились ее шаги. И вот она в будке, плотно прикрыта дверь, стянута зубами перчатка, и спущена звякнувшая монета. И уже журчит неугомонный, прерываемый только собственными междометиями и смешинками говор:
— Товарищ Яснов? С вами говорит внештатный корреспондент областного радио. Да, да — вы не ошиблись — Комлева. Ха—ха... Опять не ошиблись, ваша старая знакомая. В кино? Нет, в кино корреспонденты ходят только по заданию. В моем плане — не рецензия на фильм, а репортаж о благоустройстве. Почему зимой? Если бороться за чистоту зимой — меньше хлопот останется на лето.
...Пока шел этот веселый разговор, в промышленной редакции бушевал обычно невозмутимый и добродушный Мальгин.
— Да что он понимает в химии! Забурел наш Буров окончательно. Откуда я возьму эту непрерывность технологии? У меня и задание было совсем другое — упор на людей. И кто поймет эти подробности технологического процесса, кому они нужны? Нет, я пойду к Хмелеву. — И Мальгин шагнул уже к дверям, но его остановил спокойный голос Широкова.
— Не кипятись. Хмелев болен, и я еще не говорил с Буровым. Ты лучше полистай блокнот. Может, сумеешь ярче показать людей в работе. Такая передача накануне съезда получится — что надо.
Мальгин успокоился, однако, сев за стол, еще долго ворчал по поводу замечаний Бурова, потому что считал свою последнюю работу определенной творческой удачей. И только придя в себя окончательно, поинтересовался, что случилось с Хмелевым:
— Наверное, грипп? Нынче он косит всех подряд.
— Боюсь, что не просто грипп, — такие болезни Хмелев переносит на ногах.
2