Счастье рядом

Передача, забракованная Буровым, была несравнимо лучше прежних работ Мальгина, тех, которые он сдавал во время отсутствия Андрея. На этот раз Петру Петровичу удалось просто и увлекательно рассказать о коллективе химиков, и поэтому Андрей не испытывал никаких сомнений, ставя в конце передачи свою редакторскую подпись. Но именно эта подпись и явилась камнем преткновения. Буров нашел повод для того, чтобы вернуть передачу и усомниться в целесообразности командировки Мальгина.

Андрей понимал смысл происходившего. Теперь он уже не был наивным работником с периферии, как полгода назад. И потому не удовлетворился резолюцией председателя, начертанной красным карандашом через всю первую страницу. Ему захотелось выслушать замечания лично.

Как только Буров появился в своем кабинете, Андрей зашел к нему и, не дожидаясь приглашения, сел в кресло против стола.

Буров не торопился начать разговор. Не глядя на Андрея, он достал из кармана платок и принялся протирать стекла очков. Закончив это занятие, придвинул к себе стопку бухгалтерских документов и, наконец, спросил:

— Ну, что у вас?..

Широков высказал несогласие с резолюцией и тут же услышал нервно прозвучавший ответ: «Ваше мнение вы можете оставить при себе. Потрудитесь выполнять мои распоряжения или нам с вами придется расстаться». Андрей сдержался. Он мог бы, конечно, перефразировать эти слова, сказать: «Не нам с вами расстаться, а вам с нами» или наговорить других дерзостей, но счел все это лишенным смысла. Он ощутил вдруг озорное желание испытать терпение Бурова.

Он спросил, чем именно порекомендует Буров заменить снятую передачу, и услышал то, что предполагал. Буров, не задумываясь, напомнил о цикле бесед, имевшихся у Мальгина. Он не назвал ни автора, ни цикла, но Андрей знал, что это были старые, наскоро переделанные статьи самого Бурова о развитии культуры в Северогорском районе, которые несколько лет назад печатались в районной газете.

— Так ведь это убожество! — воскликнул Андрей. — Во-первых, старина-матушка, а во-вторых, самая первосортная талмудистика, состоящая из справок и таблиц. Вы-то сами эту чепуху читали? — спросил он, глядя в упор на Бурова.

В первый момент Андрей едва сдержал душивший его смех. Буров напоминал наткнувшегося на рогатину кабана: глаза чуть ли не вылезли из орбит, мясистый язык застрял в раскрытом рту и не позволял произнести хотя бы слово. Наконец оцепенение прошло, Буров грохнул ладонью по столу и сразу обрел дар речи.

— Выполнять без рассуждений! Прекращайте этот базар!

Благодушная улыбка Андрея, с которой он наблюдал неистовство Бурова, окончательно взбесила его. Он еще раз стукнул по столу и выбежал из кабинета.

На этом Андрей не остановился. Он взял пожелтевшие страницы очерков Бурова домой и просидел над ними весь вечер. На другой день он разложил испещренные красным карандашом страницы на столе, за которым проходила летучка, и подверг беседы председателя уничтожающему критическому разбору. Его доводы были настолько убедительными, что даже самые рьяные приверженцы председателя ничего не смогли сказать в его защиту.

Глава девятнадцатая

1

В квартире Хмелева было тихо. Сыновья Игорь и Олег ушли в школу, жена Екатерина Ивановна — на рынок. Сам Хмелев неподвижно лежал на диване. На его желтом с провалившимися щеками лице выступила черная с серебром борода. Хмелев старался забыться, ни о чем не думать, но состояние беспомощности не давало покоя. Хотелось подняться и идти на работу. Открывался съезд, готовились самые ответственные передачи, а он должен был лежать без движения и, самое главное, не закашлять. Иначе... иначе могло повториться самое страшное, и он вновь вспомнил, как в четыре часа утра проснулся от неотступного першащего кашля. Попытка свободно вздохнуть вызвала кровотечение. Кровь хлынула неожиданно. Он растерялся и едва успевал вдыхать воздух. Вспомнив о слышанном когда-то средстве, он, не будя жены, поспешил в кухню, нашел соль и, густо размешав ее в стакане воды, начал жадно пить. Кровь, еще клокотавшая где-то глубоко в горле, остановилась. Хмелев сел на табурет и, стараясь дышать как можно ровнее, время от времени пил небольшими глотками горький раствор. Он все еще был взволнован: впервые в жизни почувствовал себя так явно наедине с недугом. Никто: ни Катя, ни друзья не смогли бы помочь ему. Еще секунда — и он бы задохнулся, и кто бы ни протянул руку помощи — все было бы бесполезно: «Каждый умирает в одиночку».

Убедившись окончательно в том, что приступ утих, Хмелев снова лег в постель, и никто из домашних так и не узнал о том, что произошло с ним. Только утром Екатерина Ивановна пришла в ужас от того, как выглядел ее муж. Она закрыла его на ключ и побежала вызывать врача. Врач выписал лекарства и порекомендовал несколько дней не подниматься с постели.

Хмелев лежал и мучился своим бездействием. Он ругал себя за то, что не поберегся накануне, когда спешил на завод, чтобы посмотреть пуск автоматической линии. И вот надышался морозного воздуха до раздиравшего грудь кашля, которого не выдержали сосуды.