Счастье с крылышками

Примерно на второй день я поняла, что я не в состоянии воспринимать то, что бабушка говорит. Я с радостью сбегала от неё в центр занятости и на собеседования, но каждый раз, возвращаясь домой, я снова попадала в кокон бабушкиных рассказов. В какой-то момент я поняла, что слушаю её как внешний звук, не вникая в смысл.

– Бабуля, я практически не воспринимаю то, что ты мне говоришь, – призналась я ей с раздражением.

– Это не страшно, когда понадобиться – вспомнишь. Главное, что ты это слышишь.

– Бабуль, а мама вела дневник? – спросила я, стараясь уйти от этого бесконечного монолога.

– Нет, увы! Не успела. Это беда всех истинных пар. Твой отец погиб неожиданно, сердце твоей матери перестало биться через несколько дней.

– Подожди, как через несколько дней? Папа же умер, когда я была совсем маленькой?

– Это для нашего мира он умер, когда ты была маленькой. Он больше не мог приходить сюда, пришлось сказать тебе, что папа умер, – бабушка смотрела на меня разумным не затуманенным взглядом. – Памятник я им потом общий сделала, чтобы тебе было куда приходить и вспоминать их, – и без переходов. – Меня сожги и рядом с дочерью похорони, чтобы тебе удобней было нас всех навещать.

И снова рассказы о погоде и природе.

Через неделю рассказов, бабушка сосредоточила на мне свой взгляд и сказала:

– Я умру, ты поезжай…

Поскольку она говорила медленно, я успела ввернуть:

– На Енисей!

Бабушке шутка не понравилась, она нахмурилась:

– В Финляндию. Твоя драконья судьба там. Надеюсь, тебе удастся разобраться со своей жизнью. Женщины в нашем роду всегда с этим справлялись, – немного помедлив, добавила. – Ничего не бойся, мы всегда с тобой.

И снова о погоде и времени сбора трав, и также монотонно, практически в одном предложении со временем сбора полыни:

– Прости меня, деточка, непосильное дело я затеяла и не справилась. Хотя сейчас я думаю, что мы не властны понимать, в чем судьба наших близких и не должны в это вмешиваться. Я вмешалась. Поэтому ты страдаешь. Наверное, нужно было тебе ехать сразу в Финляндию после школы, встретила бы там свою судьбу, стала бы идеальной парой. Им многое дано и они точно счастливы… Почему я решила, что умнее Богини?

Бабуля умолкла, как мне показалось, не закончив мысль. Как я не пыталась её разговорить, она уже ничего не отвечала.

Этой ночью бабуля ушла. Именно ушла, потому что то, что от неё осталось, я как бабушку не могла воспринимать. Когда я утром вошла в её комнату бабушка с улыбкой и открытыми голубыми глазами, ровно лежала на своей кровати и была похожа на куклу. Про себя я подумала, что в последний миг она испытала счастье и порадовалась за неё. В комнате оказалось неожиданно холодно, а на окнах лежал толстый слой инея.

Маленькое иссохшее тельце кремировали. Нарядную урночку с прахом бабушки, я в присутствии её старых коллег с кафедры, подхоронила в могилу родителей. На могильной плите появилась новая надпись: «Ивушкина Дарья Егоровна, годы жизни», и портрет бабули.

Только отметив сороковины по бабушке, я почувствовала одиночество и пустоту в квартире. Одиночество заставило меня вспомнить слова бабули о том, что мне нужно ехать в Финляндию.

Собралась я быстро. Вывезла наши вещи и архивы бабушки на дачу. В отношении квартир заключила договоры с агентством, которое будет сдавать их в течение полугода. Нашла небольшой коттедж на берегу Сайменского озера и отправилась искать смысл своей жизни, как и советовала бабуля, в Финляндию.

5

Кругом темнота. Яркий свет впереди. Я поднимаюсь и иду, ощупывая стены тоннеля, иду на свет. Слышу голоса. Один женский голос с властными интонациями произносит: «Ей рано. Она мне нужна живой!»

Появляется бабушка, заполняя собой всю зону видимости:

– Мариночка, всё хорошо! Мы с тобой! У тебя всё в порядке, – произносит бабушка, делая ударение на слове всё. – Ступай назад и за мальчиком присмотри. Вы сейчас нужны друг другу.

От её видения и её слов мне становится легко и тепло. Я открываю глаза.

Мы с малышом буквально втрамбованы под сиденье за водителем, причем я прикрываю мальчика собой с внешней стороны.

Отодвигаю клетчатую сумку, встаю на ноги. Малыш вылезает следом. Маршрутка стоит на колесах, все стекла выбиты. Мне показалось, что в салоне кроме нас никого нет.

Подхватив клетчатую сумку тети Лиды и свой рюкзачок с сумкой, я вышла из автобуса, за мной выскочил мальчик.

Зрелище вокруг было жутким. Наш автобус, пробив ограждение, очевидно, кувырком спустился с дорожной насыпи, потому что походу его спуска снят травяной покров, валяются вещи пассажиров и сами пассажиры. Сверху на дороге, слегка задевая ограждение, стоит фура с вывернутой кабиной.

Прижала лицо мальчика к себе:

– Не смотри!

– Не буду. Мне страшно… – говорит он тихо, спрятав глаза у меня в куртке.

Достаю телефон и вызываю полицию и скорую. Я с мальчиком и сумками отхожу чуть поодаль. Усаживаю его на поваленное дерево спиной к месту трагедии.

– Посиди, я посмотрю, что с тетей Лидой.