Счастье с третьей попытки

– Простите, Маша. – Харламов пытался разодрать слипающиеся глаза. Моргал, тер их пальцами. – Простите, так устал.

– Я постелила вам в гостиной на диване. Ступайте за мной.

Осуществление мечты? Диван в гостиной, где весело щелкают часы, их слышно даже в кухне.

Харламов топал за Машей. Когда она успела переодеться? На ней сейчас был тоненький, как папиросная бумага, серенький костюм для сна. Длинные брючки, едва державшиеся на узких бедрах. Короткая кофточка с рукавами фонариками. Влажные волосы, слипшимися прядями спадающие на шею. Она уже приняла душ? Сколько же он спал?

– Вы проспали двадцать минут, капитан, – ответила на его немой вопрос Маша, указала на расстеленную постель на диване. – Здесь можете отдохнуть.

– Спасибо. Как-то неловко.

Он нерешительно остановился на пороге гостиной, которая показалась ему такой славной, такой уютной. Кадка с большущей пальмой в углу. Мягкие кресла с гобеленовой обивкой в мелкий цветочек. Полки, уставленные рамками с фотографиями, бронзовыми статуэтками, пушистый ковер. Торшер с большим абажуром с бахромой, на длинной ножке возле дивана. Веселые часы, звонко отщелкивающие секунды.

– Укладывайтесь, капитан. – Маша недовольно нахмурилась. – Никакого неудобства. Сплошной эгоизм с моей стороны, поверьте! Просто не хочу одна оставаться. И на утро у меня запланирован разговор. Серьезный разговор. И скажите спасибо, капитан, что я постелила вам здесь.

И скрылась в дверном проеме. А где она могла ему еще постелить, интересно?

– Слева от меня, – крикнула Маша из своей спальни, когда он ее спросил. – На моей кровати слева от меня. Все, спите, капитан. Вставать уже очень скоро…

Утром мечта продолжала исполняться.

Его разбудил шум льющей воды в ванной, взбесившиеся от скоротечности времени часы и запах только что сваренного кофе. Харламов свесил ноги с дивана, потянулся за штанами, пытаясь вспомнить, как раздевался. Так и не вспомнил. Оделся, пошел в кухню. Стол накрыт к завтраку. Глубокая с крышкой сковорода на плите. Кофе.

– Встали? Доброе утро! – Маша влетела в кухню в джинсах, футболке и с тюрбаном из полотенца на мокрых волосах. – К столу. Сейчас завтракаем, едем к вам в отдел, я даю показания и… И потом мне надо в больницу.

– Показания? – Харламов сел за стол, на его тарелку тут же шлепнулся большущий кусок омлета с зелеными и красными прожилками, он опасливо поддел зеленую нитку вилкой. – А что это?

– Зелень и паприка, не отравитесь, ешьте, – приказала Маша, села к столу прямо в тюрбане, глянула на него с насмешкой. – Предпочитаете магазинные пельмени? Я, между прочим, тоже. Готовить не умею. Но сегодня вдруг как-то получилось. День, видимо, сегодня особенный.

– Да? – Он положил в рот кусочек омлета с зеленью и паприкой, осторожно пожевал, понравилось. – И чем же он особенный?

– Сегодня день разоблачений. Я расскажу вам то, что хотел рассказать Сережа. И сделаю это абсолютно безвозмездно. – Маша быстро с аппетитом ела, успевая намазать булку маслом себе и ему, схватить из салатницы по куску помидора и положить ему и себе. – Почему, спросите вы? Потому что… Потому что не бывает так, чтобы и справедливость восторжествовала и деньги при этом были. Что-то одно. Да и к тому же я не все знаю! Не все из того, что знал Сережа.

– Вон как.

Харламов осторожно отводил от нее взгляд, чтобы откровенно и жадно не восхищаться ее нежной шеей, аккуратными ушками, выглядывавшими из-под полотенца. Не смотреть на ее рот, яркий, без помады…

– А что же известно вам, Маша?

– Мне? Сначала? – Он кивнул. – Мне известно, что бандитская группировка, основанная в начале девяностых тремя друзьями: Роговым, Гавриловым и Володиным, в конце девяностых лишилась одного из них.

– Володина, – снова кивнул Харламов.

Историю этой банды он знал наизусть. Знаком был лично с Гавриловым и Роговым. Володина не застал, но прекрасно помнил его физиономию по фотографии. Здоровый, рослый, красивый. Он погиб при загадочных обстоятельствах. Двое оставшихся в живых друзей тайно подозревали друг друга в его гибели. Но доказательств причастности кого-либо из них не было.