Счастье в мгновении. Часть 3

— Джексон, что скажешь? Угрозы этого инкогнито меня не то, чтобы испугали, но заставили напрячься, ибо он, ну или она, намерен их размножить. Мы только открыли филиал в Испании. Проблем с тем, чтобы к нам не приходили студенты, не хотелось бы иметь. И статистика показывает, что поток малый… Но, если взглянуть с другого вектора, то у нас три волны поступающих и пока длится еще первая волна. И вдобавок, новый пиар-специалист, Аделина дорабатывает концепцию по поиску новых каналов общения с инвесторами, партнерами. Сегодня-завтра пришлет письмо, я тебе его сразу же перенаправлю. Джексон, и все же, не хочу вмешиваться в твои дела, но принимать ее на работу, находясь в командировке в Италии, не совсем логично. Ты не общался с ней вживую… — В ту минуту мы были с Миланой на дефиле и целью этой поездки было помириться с ней, а не пропадать в телефоне по работе.

— Николас! — прерываю я его размышления и остро бросаю, сам того не контролируя: — Я все держу под надзором. Сторонних и некомпетентных людей нет и быть не может в моем бизнесе! По отзывам от других людей она достаточно подходит на эту должность. А без критики и непрошенных комментариев никуда не деться. Ты думаешь такие обращения не поступают в Нью-Йорке? Там их пруд пруди. Всегда есть те, кто нам завидует. Мы быстрорастущая компания и в сравнении с другими образовательными направлениями занимаем лидирующие места два года подряд.

— Ну что ж, твоя правда.

В этот момент Аделина высылает ему свои разработки и, открыв электронный документ, он принимается читать вслух и истолковывать со своей стороны, одобряя подобранные ею методики.

Решив записать пару из них на бумаге, я выдвигаю ящик и, взяв ручку, подмечаю посторонний предмет — небесно-голубую коробочку небольшого размера, на которой написано:

Я не знала, что подарить тому, у кого всё есть и решила подарить тебе звёзды. Это ночник «Вселенная на ладони». Ты можешь зажигать его каждый раз, когда звезды в твоей душе погаснут, рассыпавшись с грохотом на землю, и взирать до тех пор, пока не почувствуешь тепло в своей груди…

С любовью, твоя Милана.

Не в силах противостоять улыбке, я озаряюсь будто лучом света и таю, как облако. Она не знает, что я люблю её больше всего на свете.

— Джексон, каким будет твой ответ? Продвигаем ее механизмы? — Он заканчивает читать, а я не перестаю думать о том, как бы хотел прижать её к себе в это мгновение и никогда, никогда не отпускать от себя ни на шаг.

— Продвигаем, — машинально отвечаю я и мечтательным взглядом ворошу в памяти, как зайдя в кабинет, тридцать минут назад застал этого ангела за общением с цветком. «Доброта спасет мир». С ней я понял, что и у меня есть душа.

— Джексон, замечу, что ты явно несосредоточен на работе, если тебя что-то заботит, то…

— Нет-нет, думаю о том, что…

Он не дожидается моего ответа:

— Расскажешь?

— Что? — Улыбка не стирается с моего лица.

— Что случилось?! — Он тоже улыбается. — В тебе что-то изменилось.

— Когда-нибудь я скажу, но не сейчас.

— Хорошо. Будь по-твоему. Так, утверждаем? — указывает на средства, отмеченные пиар-специалистом.

— Утверждаем. Можешь не пересылать мне.

— Я передам ей. Побежал. На связи.

И попрощавшись с ним, я бегу к своей любимой звезде, со вселенной в руках.

* * *

Через окна мне видится любимая, стоящая у моей машины и пишущая что-то в своем дневнике. Улыбнувшись, я мчусь к ней, сбивая всех проходящих через турникет у входа в бизнес-центр. С нечеловеческой силой я рывком обхватываю и привлекаю это хрупкое тельце к себе.

— Спасибо, любимая, спасибо за звезды!

— Ты видел? Ты уже видел? А ты включал их? И как тебе освещение? В механизме семь режимов. Ты все попробовал? Всё работает? Ты разглядел планеты? — Девичьи речи проникают в мои уши. Вместо слов я так плотно придавливаю к себе этого ангела, что она лепечет смеющимся голоском:

— Мне больно-больно, любимый. Почему не отвечаешь?

Но я не воспринимаю значения вопросов, я зарываюсь в этих объятиях, которые будто снова и снова зажигают во мне какой-то свет. Ее любовь как глоток чистого воздуха среди удушающего безразличия.

Ощутив в себе потребность слышать её особенный смех, как у птички, я пробегаю пальцами по ее ребрам, щекоча ее. Она заливается смехом, пытаясь вырваться из моих сильных рук, но ей не удается, что смешит меня, и мы хохочем на всю улицу.

— Джексо-о-о-н, пожалуйста, прошу-у-у-у, отпусти-и-и-и, — и чирикает смехом, как воробушек, — на нас же все смотрят, — едва всполошенным тоном добавляет она. — Что на тебя нашл…о…о…о…

Закатившегося меня от смеха, останавливает вдруг слышимый вдалеке-вдалеке голос Николаса, но наведенного не на меня, а на другого человека.

— Хорошо, хорошо. — Я прекращаю и не перестаю смотреть на лихорадочно яркие губы Миланы, не от того, что они покрашены, а от естественного жара, овладевшего ею в момент борьбы с щекотками.

— Тольк…о п…опроб-у-й-й «ещ…с…ё…», — смех в ней еще сохраняется, и она заглатывает буквы в словах.