Счастье в мгновении. Часть 3

— Питер, а я? Ты… летишь, а я? Как же я, твоя жена?

Я чувствую электричество в воздухе, проживая чувство, испытываемое ослабевшей разочарованной женщиной на себе. Мы с Тайлером не проявляем никаких коммуникаций. Безмолвие и тайная боль в глазах супругов. И снова настает горькая минута. Брат не посмеет бросить Милану, нуждающуюся в помощи, и способен даже на то, чтобы оставить любимую… У обоих наполняются слезами глаза, и в молчании они расходятся по двум разным сторонам. Больно за них. Я понимаю и одного, и другого, бывал и в том, и в другом положении. Но помочь их отношениям смогут только они сами, и я не буду вмешиваться.

Я тяжело вздыхаю с мыслью: «Он немыслимо по-особенному всё ещё любит Милану».

— Пора выдвигаться, дружище! Мы не можем терять времени. Люди Эндрю уже ждут нас в Испании. А супруги разберутся без нас, — с отчаянием в ночную тишь молвит Тайлер и возвращается в дом, чтобы попрощаться со всеми и взять свои вещи и мой телефон, разрядившийся и оставшийся лежать на кухне.

Поглощенный уже только тем, как спасти любимую я, кажется, враз ослеп к другим вещам. Меня уже не волнует ничего — когда одна половинка бьется в такт с другой, и, если ей угрожает опасность, мы уже не думаем о себе, лишь бы спасти её. Многие назовут это жертвенностью, ибо нас не посещает мысль, что станет с той половинкой, когда мы сами подвергнемся такой же участи, а я называю это любовью.

Через полчаса мы с Тайлером держим путь к аэродрому и со словами, внезапно звучащими в моей голове, которые так хорошо отложились в моей памяти из рукописи «Любовь бессмертна: «Независимо как бы тяжело не было сейчас, наступит день, когда сердце будет трепетать от счастья, а душа возносить поклон миру», я с разбившимся сердцем поднимаюсь по трапу, захожу в салон, и вскоре мы взлетаем.

Как послать утешение морщинистому сердцу?

Глава 79 Милана

Повернув дверной засов усталым движением, с искажённым скорбью лицом, я захожу в дом как можно скорее, спасаясь от непогоды. И Мадрид провожает отца дождевыми слезами. Все события, связанные с приобретением счастья и мгновенной его утратой, разодрали меня… Насколько же человека может поглощать боль, без физического насилия. В памяти каждую секунду воскрешается картина похорон отца и тяжёлые слезы, которых я и не ощущаю, скатываются по моим страдальческим впалым щекам.

Пространство вечности заставлено памятниками, гранитными плитами… Когда-то человек ходил по земле, а ныне на его месте каменная глыба и единственное, что остается от него — фотография, где на его губах сияет улыбка (и не знал при жизни он, что этот снимок будет с ним в том мире) и инициалы, отличающие его от других усопших. Ни один из памятников не обходит дождь, плесень, сырость, мох, даже самых богатых представителей. Сонное мертвое царство. Всё погружено в хаос. Ступая по той тропе ощущается вечный холод, вечная мерзлота, пробирающая до костей.

Памятник — это же искусственное отражение облика усопшего: его «рука», которую пожимают, прикладывая ладонь к скале. Не для этого ли они были созданы? Не для того ли, чтобы создать некую иллюзию, что умерший рядом, будто от него еще что-то осталось? Ты приходишь на могилу, садишься на лавочку, взираешь на изображение того, чей голос так давно не проходил через твой слух, но он все еще звучит в твоем сердце, и улыбаешься, сквозь слезы, произнося тихое: «Привет…» Ты разговариваешь с усопшим так, словно он сидит напротив и слушает, впитывая каждое слово о событиях твоей жизни. А потом настает пора уходить, и ты, чтобы пожать «руку», «приобнять», склоняешься к надгробию, а затем медленно опускаешь ладонь к фотографии, смахивая с неё пылинки, пятнышки, оставленные ненастьем… И так каждую встречу. Год за годом. Наверное, так проще и так легче… Это облегчает боль, делает ее менее острой.

Если бы только можно было бы исследовать мою душу, залезть поглубже и понаблюдать за ней, то сторонний смотрящий увидел бы её скрюченную, тяжело дышавшую, на костылях, перебинтованную десятками лент, из которых струйками сочится кровь. Тело еще можно как-то приукрасить, возобновить красоту, а вот душу, её так просто не замажешь. Какая-то часть меня ещё не до конца уверовала в эту потерю. Я потеряла человека, принёсшего мне настоящее счастье за считанные дни. Почему так происходит? Тот, кого я считала предателем, простирая ежедневно к нему злобу, подстрекая её худшими моментами прошедших лет, был ангелом-спасителем. И как забыть эти счастливые мгновения, подарившие мне этим человеком? Насколько близок нам человек, настолько нам и дороже память о нем. Память. От неё не избавишься. Одна мысль, владеющая человеком, может сделать его бессильным. Заклейменная в мозгу, она попадается на глаза, на что бы ты ни взглянул, куда бы ты ни пошёл, чем бы ни был занят. Мы все порабощены ею. Она использует нас, чтобы в подходящий момент, какой ей вздумается, взять и напомнить то, что хотелось забыть. Бессильным минутам в моей жизни и нет конца.

И последний разговор с Джексоном окончательно разорвал мое сердце…