Счастье в мгновении. Часть 3

— А ещё, ещё я приглядела зауженное по фигуре, красное, с большими рукавами-фонариками платье, длина его мини. Я ещё схожу и примерю его. Вдруг подойдёт… Ах-х… — Едва не теряет сознание от бурного влечения к одежонке. — Оно дождётся Миланы. Дождётся, мой «красный тюльпанчик». — И пускается в подробности, жестами выражая свои пылкие эмоции: — Если ты спросишь, мерила ли я ещё что-то помимо платья, то я тебе отвечу — нет. Не поверил?! Я же там на три часа могу пропасть, но сегодня настоящий рекорд. Час и я на месте. И успела заехать к нам домой, прогладить платюшко и вот! Теперь перед тобой «лебедушка». Не понимаю, чего ты молчишь! И вообще, такое платье — это большая удача, которую Милана словила собственными руками.

Какой же трепет жизни вызывает в ней любовь к швейным изделиям! Глядя на нее, смело предположишь, что человек толкует о ком-то живом, дорого любимом.

— То есть рыбалка удалась? — подкалываю её я, усмехаясь, как мальчишка.

— Дже-е-ексон! Какой же ты есть! Носишь вон только одни идентичные с виду костюмы и не знаешь, что такое покупка наряда, который отличен от другого.

— Отличен? В твоем собственном бутике похожее платье есть.

— Подобное?! — Вспылив, она вылупляет на меня зелёные смеющиеся глазики, призывая опровергать мои суждения. — Это с перышками, белое. И замечу, это единственное белое платье в моём шкафу…

— Который скоро разломится, как Титаник, надвое, — посмеиваюсь над своей модницей.

— Не разломится! И платьев много не бывает, понятно?! — делает вид, что обиделась, и чтобы ярче это показать, помимо нахмуренного лица, словесно добавляет, — взял бы и ты что-то себе прикупил. Несколько брюк, несколько рубашек, несколько летних и несколько утепленных вариантов. Посмотришь, столько парней любят наряжаться, а ты…

Не выношу эти сравнения.

— Я предпочитаю однообразный классический стиль, но за редким исключением могу и носить спортивную одежду. Модель Милана Фьючерс, может, прекратим нашу оживлённую дискуссию и поднимемся уже на террасу?!

Она делает удивлённые глаза, продиктованные незнанием — я не сказал ей, где мы будем, чтобы поразить ещё одним красивым местом города.

— Что-о-о-о? Террасу? А сам мне что-то про студию танцев говорил, которую хотел на вечер арендовать.

— Позволь мне объяснить. Не могу же я такую безумно красивую девушку — модель, предстающую сейчас ангелком, позвать в какую-то потрепанную некрасивую студию. Прошу идти за мной, — произношу медоточивым голосом.

Ещё минуту назад злившаяся девушка, несётся впереди меня, потакая рвениям своего любопытства.

— А меня вы, мисс, подождать не хотите?

Мы поднимаемся на одиннадцатый этаж. Заходим в момент, когда солнце повисает на горизонте и, замерев на мгновение, оно медленно начинает расплавляться, ускользая в глубинах неба, смешиваясь с лазурью. Словно чудом края небосвода окрашиваются сиренево-розовыми полосами от вершины соития светила и небесного свода, возрождая многочисленные лепестки ирисов, размножающиеся и размножающиеся, обволакивающие всю твердь. Лицезреешь — над головою сотни лиловых живых соцветий. Вдыхаешь и представляешь, как карамельно-пряный, пудровый аромат от расцветшего сада цветов заливается внутрь. Бурное переплетение лучей и небесов выпускает новые нити, плавно меняющие свои цветовые оттенки на пастельные, застилая ими сферу, как покрывалом, — праздничным, дарящим радость. Распростершиеся по центру терпко-малиновые дали раскидываются над столицей. Как переменчиво настроение природы и как волшебно!

Посередине террасы располагается бар под небольшой крышей. Концы площадки, окаймленные полукруглыми негромоздкими диванами, которых преображают толстобрюхие, набитые пушистым наполнителем, подушки, со светло-розовой обивкой, и которые в союзе с развешенной над головой гирляндой, лампочками, составляют домашний комфорт. Я попросил, чтобы на время убрали стулья и столики, освобождая большее пространство для познания мною хореографического искусства.

— Это… это… — Она оглядывает место, упивается над видом, но больше всего её сердцу приходятся ее любимые огоньки. У меня и не было сомнений на этот счёт, я и намеренно подыскал такой уголок. — Как чудесно здесь всё благоустроенно, но мы…

— Мы будем здесь одни, не беспокойся. До полночи эта терраса в нашем распоряжении. И… я снял нам номер, здесь, на десятом этаже.

В восхищении, она чуть ли не прыгает на месте и заключает меня в объятия, целуя всё лицо: и в лоб, и в щечки, и в нос, и в подбородок.

— Люблю, люблю, люблю, — и продолжает целовать.

Она так счастлива, как ромашка, благоухающая жизнью, раскрывающая свои белые лепесточки, что я забываю про всё, трепеща и сам от её счастья.

Женские глаза пристально рассматривают обстановку, виды. И я, вспомнив, что читал об этом месте, поясняю:

— Как указывают исторические данные, отель был первоначально открыт в 1956 году, но построен в 1950-е годы, и хорошо известен как дом Эрнеста Хемингуэя, когда он посещал Мадрид. Во время попытки государственного переворота 1981 года это был один из знаковых отелей, где укрывались многие политики и местные жители.