Счастье в мгновении

Я захожу в палату и приближаюсь к Питеру. Все пространство палаты заполняет его душа, как будто вся комната — огромная рана. Мне страшно прервать эту тишину, страшно шагнуть к Питеру. Я медленно иду к нему в надетом на меня белом халате подобно ангелу, явившемуся на свет, и озаряющий небеса. Я осматриваю с бьющимся сердцем Питера. На нем — аппарат искусственной вентиляции легких, к рукам присоединены датчики, фиксирующие информацию о состоянии организма моего светлого лучика, проявляющуюся на экране компьютера. Голова Питера перевязана и на ней виднеются сильные и глубокие ссадины от аварии, которая прервала наше с ним общение на неизвестный срок. Я прильнула к Питеру, обозревая его своим скорбным взглядом.

— Прости меня, родной… — плачу я. Внутри — фейерверк меланхоличных чувств. — Я виновата, что все так произошло. Я не знала, что наша ссора с тобой приведет к аварии… Как все так произошло?.. — горько протягиваю я, что есть мочи. — Умоляю, только не засыпай надолго, — шепчу я, но в ответ я слышу молчание и биение сердца Питера. Его душа, словно соприкасается с моей. Я чувствую ее, она растеряна, она в замешательстве… Ей хочется открыться наружу, но никак… Ведь только пару дней назад он готов был всему миру кричать о своей любви, парить на воздусях от своих чувств, но уже сегодня — вся его любовь спрятана в нем и закрыта на таинственный ключ, который находится только у одной, одной Вселенной. Она, как партизан, не дает его нам, не гласит об ответе, заставляя мучительно ждать, ждать…

С глаз льются горькие слезы, я не знаю, как помочь Питеру, человеку, который за три месяца стал для меня близким, и за здоровье которого, я бы отдала всё на свете.

Я беру его холодную руку и прикладываю к своей щеке, говоря:

— Я люблю тебя… — трогательно признаюсь я. Какого это признаваться в любви тому, кто сейчас, как воин в бою, борется за победу, за самую главную победу в своей жизни, победу над смертью. Над великим врагом, который обладает самыми мощными орудиями в мире, забирая ежесекундно миллиард жизней на всей планете. — Знаю, это невероятно, но я люблю тебя… Я буду бороться с тобой за твою жизнь. Я верю в то, что ты поправишься. Я не приняла решение о вас с Джексоном, но я люблю вас… вас обоих.

«Я буду бороться за твою жизнь», — повторяю я про себя.

Я глажу его ладонь и кладу на прежнее место.

— Я не смогу без тебя жить, ты мне нужен… — У меня начинается истерика. Как же больно смотреть на него… Он сейчас, словно застрял в вечном круговороте Вселенных, он не может найти выхода домой, он так далеко от меня… — Прошу, очнись, родной мой… — захлёбываюсь я в слезах. — Я не верю в то, что больше мы не сможем общаться, как раньше, или в то, что ты надо мной никогда не подшутишь, не скажешь глупость, не скажешь комплимент, от которого я покраснею… Пожалуйста, проснись… — рыдаю я горькими слезами. И сейчас, в это мгновение своей жизни, я осознаю одну вещь: внутренняя боль в бесконечное количество раз больнее, чем физическая. Физическая боль имеет шанс на выживание, а внутренняя — не дает нам воздуха, не дает нам возможности придти в себя и стать прежним.

— Милана, время посещения окончено, — открывая дверь палаты, тихо бормочет доктор. — Вам пора отдыхать.

— Ещё минуту, пожалуйста, — умоляющим голосом упрашиваю я.

— Я и так разрешила вам пройти в палату сейчас. — У нее души нет. Она не понимает, что я — нужнее сейчас для Питера, чем все медицинские технологии, висящие на нем. — Не положено. Завтра придёте повторно.

— Уже выхожу, — бросаю ей.

Я целую Питера в щеку, не покидая его взглядом, и направляюсь к двери. Мама крепко заключает меня в объятия, и мы возвращаемся с ней в мою палату. В эту секунду я для нее — ожившая звезда…

— Милана, мы сейчас как придём, измерим давление и затем вам необходим сон. Маме можно остаться с вами.

— Да, — сообщаю я и улыбаюсь, осознавая, что буду не одна, а с мамой.

— Мам, как папа, Джексон, Ритчелл? Я так соскучилась по ним…

— Они уже утром все придут к тебе, и ты сама с ними поговоришь.

— Правда? Какое же это счастье… Знаешь, когда я сейчас была у Питера, я поняла одну вещь, как же часто мы не ценим моменты своей жизни, в которых все наши близкие живы и здоровы. Мы думаем, что так будет всегда, но это всего лишь иллюзия вечности. Мы ссоримся, злимся, негодуем, не понимая, что это, может быть, последняя наша ссора, последний разговор с близким и любимым нами человеком… Как же мы ошибаемся, когда думаем, что мы вечны в этом мире…

— Согласна с твоими словами… Папа очень переживал за тебя, когда я ему сказала, то он сразу же приехал домой. И знаешь… Я никогда не видела его таким потерянным, поникшим. Он думал, что навсегда тебя потерял… Он любит тебя, очень…

Меня повторно одолевало эмоциональное состояние, слушая слова мамы. Глаза становились влажными от слез.

Наш последний разговор с папой как раз закончился ссорой, и я даже понятия не имела, что она могла быть последней. Как же коротка жизнь… Почему же я не понимала этого, когда говорила, что не желаю возвращаться домой или разговаривать с папой…