Счастье в проекте

— Ну, что ты заладил… Опять мы орем друг на друга. — Режин заново поняла, что жутко устала и что ее жизнь — череда катастроф. Она встала и надела кимоно. Антонио вздохнул и отвернулся.

— Чего ты дуришь? — бросил он из-за плеча.

Она помолчала:

— Я не знаю. Я не хотела ссориться.

— Ты всегда начинаешь, — в который раз заметил Антонио.

— Неправда!

— Правда. Всегда, как сейчас.

Она оскорбленно замолчала. Никто не двигался и не говорил ни слова. Режин нарушила молчание:

— Антонио… Тебе нельзя здесь оставаться.

— Ладно. Я старался, как мог. Не хочешь — не надо. То ты загораешься, то опять начинаешь на меня орать благим матом. Сколько можно? Я пошел. Прощай. Желаю тебе когда-нибудь с собой разобраться.

Антонио стоял в освещенном пролете лестницы старого дома, где жила Режин. Она сидела на ступеньках. Мамаша с двумя детьми вошла в подъезд. Спящего младенца она вынула из коляски, хнычущего отпрыска постарше тянула за руку. Она удивленно взглянула на странную парочку, притулившуюся на лестнице, вместо того чтобы выяснять отношения дома.

— Режин, все в твоих руках.

— Я совсем запуталась, не знаю, что со мной.

— Тут я не могу тебе помочь.

— Может, попробуем еще раз?

— Чтобы ты меня через пять минут спустила с лестницы?

— Ничего такого не будет.

— Знаю я твои обещания.

— Это несправедливо!

У него было бесконечно усталое, несчастное лицо.

— Ты хочешь, чтобы я поклялась навеки остаться с тобой?

— Было бы неплохо, если бы ты продержалась хотя бы пару часов.

— Я продержусь. Пожалуйста, побудь со мной сегодня. Это будет наша последняя ночь. А потом — уезжай в свою Испанию.

Глава 15

Они любили друг друга много раз. Антонио насыщал Режин с такой энергией, будто, соединясь телами, они могли срастись, как сиамские близнецы. Вновь и вновь проникая в ее естество, он надеялся зацепиться, как эмбрион, остаться там, привязать ее к себе настолько, чтобы она уже никогда его не покинула.

— Все, что у нас есть, это наша страсть, — проговорила Режин, обессиленно вытягиваясь рядом с ним.

— У нас есть все, что нам нужно, — возразил он, снова привлекая ее к себе. Он покрывал ее лицо поцелуями и повторял:

— Разве ты не видишь, как мы богаты?

— Ты — потрясающий любовник, Антонио. У меня никогда не было такого мужчины. Так занимаются любовью с самой красивой женщиной на свете.

— Ты и есть самая красивая.

— Перестань расточать комплименты, Дон Жуан несчастный.

— Но я говорю правду. — Он продолжал целовать ее лицо, руки, шею, с каждым поцелуем все больше боясь, что скоро у него ничего не останется, кроме воспоминания об этом.

— Я хочу спать. Как же я устала…

— Не засыпай, прошу. Это наша последняя ночь. Режин… Режин?

Начинало светать. Антонио бессонно метался. В постели она была великолепна, так бывает только в счастливом сне. Но с наступлением дня он не знал, что о ней думать. Еще никогда он не был так несчастен из-за женщины. Он любил ее, но оказалось, что любовь — самая страшная боль, которую ему когда-либо довелось испытать. В его душе жили песни его народа с их душераздирающими страстями и трагедиями. Но до сих пор он думал, что песни — это песни. Он не связывал их с жизнью и с собой.

Она спала, и у него сдавливало сердце, когда он смотрел на ее безмятежное лицо. Через два часа он должен быть в аэропорту, а еще надо забрать вещи и рассчитаться за комнату. Разбудить ее? Или лучше уйти, не прощаясь? Может, так будет легче?

Она неожиданно открыла глаза:

— Антонио… Ты одет?

— Мне нужно идти.

— Уже?

Она закинула руки ему на шею и притянула его к себе.

— Ой, не надо…

— В последний раз, — проговорила она сонно и просунула руки ему под майку.

— Прошу тебя… Я опоздаю. Давай простимся сейчас.

— И я о том же. Сам говорил, что ничего нет лучше прощального секса. — Она уже расстегивала его брюки.

— Режин… Я не могу.

— Почему?

— Что — почему?..

— Я хочу тебя, Антонио, ты мне сейчас снился…

— То есть пока мы не…

— О, иди ко мне, какой же ты красивый…

Что это с ней? В самую последнюю минуту ей вдруг захотелось всего и сразу…

— Не надо. — Он отвел ее руки.

— Ну, не упрямься, — промурлыкала она и попыталась стянуть с него рубашку.

— Почему мы не можем хоть раз сговориться друг с другом? — вырвалось у него.

— Наверное, привыкли. Уж так у нас получилось… А что? Мне даже нравится…

— Мне — нет!

Режин вздохнула.

— Мне и так тяжело от тебя уходить. — Антонио заправил рубашку.

— Потому что ты меня любишь, да?

Он кивнул.

Режин встала и ласково провела рукой по его лицу, потом мягко поцеловала в губы. Если бы только она сказала хоть слово. Что он ей не безразличен. Что она не хочет, чтобы он уезжал.

— В последний раз, — повторила она и стянула с него рубашку.

Она провела руками по его груди, тронула соски, дразня и волнуя наготой своего теплого со сна тела.

— Ты же не можешь остановиться, и я тоже.

Он не хотел этого. Но не мог устоять.

Он уже лежал рядом с ней, позволяя гладить и ласкать себя. Она взяла инициативу, и он поклялся подчиниться. Он всегда был активной стороной. На этот раз это было ее, и только ее дело.