— У твоего отца юбилей скоро, что ты по этому поводу думаешь? — как всегда без приветствий начала она.
И ведь странно, я помню, что как учитель русского языка она точно умела здороваться и делала это весьма охотно, когда заходила в класс к ученикам или в коридорах с другими преподавателями.
— Я помню. Вы хотели отпраздновать в кафе и, кажется, уже определились.
— Именно. Но ты же понимаешь, что придет много уважаемых людей?
Я понимала, но предмет самого звонка оставался для меня загадкой.
— Да, ты уже говорила, что вы пригласили кого-то из администрации города и всё руководство местного СК.
— Вот именно. И так как у твоего отца сложилась определённая репутация, — это слово она сказала с такой интонацией, будто бы в нем заключался весь смысл жизни, — не хотелось бы и в этот раз ударить в грязь лицом.
И что она имеет в виду? Оплатить им пару килограммов черной икры для гостей или заказать какой-нибудь особенный вид шампанского? Может быть, более элитный коньяк?
— Что ты собираешь подарить своему отцу? — спросила наконец-то мама.
— Эээ… деньги.
— Это совсем не оригинально и даже как-то пошло, — пискнула она, и я услышала, как чайная чашка звякнула о блюдце, что ознаменовало неминуемую развязку этого разговора. — В общем, мы тут подумали и решили, что для поддержания его статусности, несмотря на то, что он службу уже закончил, ему нужен более престижный автомобиль.
Я даже села.
— Но вы недавно его меняли.
— Два года прошло.
В голове загудело, как после приличной попойки, и горло сжало судорогой, больше похожей на тошноту.
— Что ты хочешь, мам? — Я знала ответ, оставалось просто узнать сумму.
— Мы нашли подходящий вариант, и дилер готов взять нашу машину в трейд-ин. После всех скидок и с небольшой помощью твоего непутёвого братца, — Илью она почему-то вообще старалась не называть по имени, — получается, что нам не хватает всего триста тысяч.
Триста. Всего триста?
Я хохотнула.
Почти всё, что у меня сейчас есть для того, чтобы сделать небольшой косметический ремонт в квартире.
Я рассмеялась в голос более протяжно, и, видимо, даже мама уловила нотки истерики в этом нездоровом смехе.
— Я знаю, что у тебя есть деньги. Твоя халупа не могла стоить так дорого, и ты всегда откладываешь на чёрный день, и…
— Мам, ты, кажется, выжила из ума, — продолжала хохотать я, чувствуя, что в уголках глаз собирается влага. — Я не банкомат и не благотворительная организация.
— Я знаю! Ты неблагодарная дочь, которая прибежала домой после того, как вдоволь натрахалась с первым бабником школы. Забыла, сколько мы вложили в тебя и Сашку? Забыла, сколько мы ночей не спали, потому что малец плакал? То зубы, то колики, то больницы, то массажи! Коляски, одежда, памперсы, смеси, и я уже не говорю про…
— Говоришь, — прошипела я, прервав её глупую болтовню. — Ты много говоришь, но совсем не понимаешь, что прямо сейчас собираешься меня обобрать до нитки.
— Ну конечно!
— Помолчи! Господи, ты не получишь этих денег, даже если пошлёшь на меня все проклятья мира, мам. Вам нужна машина? Отлично — поумерьте аппетиты, как я умерила свои, живя с вами.
— Мы дали тебе все!
— Кроме поддержки. Кроме участия. Кроме сраной любви. Все это было мне необходимо! Это, а не… — Я запнулась, потому что не хотела врать. Деньги тоже были нужны, и мне бы в голову не пришло смалодушничать, если бы не их отношение к Сашке. — Черт, не важно. Завтра я переведу вам сотню, и, пожалуйста, не звони мне больше, хотя бы до Нового года.
Я повесила трубку и еще до того, как телефон зазвонил снова, скинула маму в «чёрный список». Мне нужна была передышка.
Мой сын не был ни в чём виноват, как и любой другой ребёнок, рождённый вне брака по случаю или из-за глупости родителей, из-за легкомысленного отношения к сексу.
У меня были деньги, и я могла бы красиво и эффектно швырнуть ими своим родителям прямо в лицо посреди праздничного банкета, могла бы молча перевести на карту и никуда не ходить.
Но я не видела ни одной причины, по которой должна наступать на горло своим желаниям и обещаниям маленькому мальчику, для которого я хотела быть целым миром.
Миром, которого не было у меня.
_____________