Счастье за горой

В октябре пришла похоронка на мужа. Погиб. Для Мавры же началась жизнь тяжёлая. Работала Мавра, как и все бабы в колхозе за себя и за своих мужиков. Дома закрывала дочек одних почти на весь день. Пока Анисья лежала в люльке, не было печали у Мавры. Но как только стала подрастать, пришлось оставлять её на полу, где она ползала до прихода матери. Нюра присматривала за ней как могла, да что с неё было взять, сама ещё ребёнок. Долго Анисья не ходила, приподнимаясь на ручках, хваталась за край скамейки и пыталась встать. Не получалось. Дрожащие ноги не могли удержать её тонкое и длинное тело. Много слёз пролила Мавра, жалко ей было дочку, жалко себя. Смотрела на Анисью, вспоминала мужа, и такая боль разрывала ей сердце, что порой и совладать с собой не могла. Уткнётся лицом в ладони и только слышны глухие стоны, а опущенные плечи вздрагивают, а голова качается из стороны в сторону. Горе! Дочки сначала утешают её: «Не плачь, мама!» А потом сами заревут в три ручья и уже не понятно, кто кого утешает. Поплачут обнявшись и живут дальше. Но Бог Анисью пожалел, не дал остаться ей беспомощной калекой. К пяти годам стала крепнуть Анисья. Не так сильно дрожали ноги, когда пыталась она стоять, держась за любую опору, не так быстро уставала, подтягивая тело и поднимаясь с пола. Стала у Анисьи появляться сила в ногах. Сначала думали, что растёт она слабенькой без материнской заботы. Уходя на работу тепло одевала Мавра дочку и жарко топила избу, деревянный не крашенный пол пропускал холод и холодил маленькую Анисью. Когда сомнений не осталось, что у девочки проблемы с ногами, бабушка Маша взялась за лечение. Лечила она внучку запаренной соломой. Заливала солому кипятком в кадушке, давала немного остынуть взвару и сажала в него Анисью. При этом молилась и приговаривала слова, которые знала лишь бабушка Маша, и были это не просто слова, а слова особенные, лечебные. Когда постепенно стала болезнь отступать и Анисья начала ходить, то за все пять лет без движенья, отыгралась она. Была ли ещё такая бойкая и шустрая девчонка в деревне, была ли такая игрунья и выдумщица? Навряд ли! Ходить просто по дороге она не могла, всегда бегала вприпрыжку. Казалось, что не знает она устали, и пробежит любое расстояние, и перепрыгнет, и перелезет через любую преграду. Всегда вокруг неё детвора, и только слышен звонкий голос Анисьи, которая раздавала указы или требовала к себе внимания.

– Ну, Аниська, и веретено же ты! – смеялась Мавра. – Хоть минуточку можешь посидеть спокойно!

Да только, как правило, летели материнские слова в спину убегающий дочке.

Нюра с Анисьей были не разлей вода. Всё делали вместе, матери помогали, любую работу по дому знали, огороды на них были, и пололи, и поливали, всюду успевали. А как только свободная минутка выдавалась, то бегом на улицу, а там уже ватага девчонок и мальчишек ждут сестёр.

– Эй, лукавые, – крикнет Анисья. – Айда на реку!

И всей гурьбой бегут к реке, но впереди всех несётся дороги не разбирая Анисья.

В семь лет пошла она в школу. И там стала первой – и в учебе, и в затеях детских, везде отличалась. Её бы и поругать, да шалости все были безобидными, скорее больше пользы от неё было, чем вреда.

Дома жизнь тоже наладилась. Закончилась война. Мать больше не работала так тяжело и много. Появилось свободное время и, глядя на дочек, Мавра уже не плакала так страшно как в прошлом. Казалось, ни что не сможет изменить размеренную жизнь, установившуюся в их семье, но вышло по-другому. В один миг всё перевернулось с ног на голову. И случилось это прежде всего для Анисьи.

Глава 3

Через четыре года после окончания войны произошло важное событие. Как-то мать пришла домой не одна.

– Познакомьтесь. – сказала она дочкам. – Это Валерий Иванович Щербаков. Мы с ним записались сегодня. Будем жить вместе.

Щербаков приехал в Борки с партией рабочих на вырубку леса. Жили они в специально построенных колхозом бараках. Были среди лесорубов семейные, были и холостые. Рабочие приезжали и уезжали, а вот Щербаков решил остаться с Маврой. Он воевал, был ранен и контужен. В блокадном Ленинграде погибла его семья – жена и двое детей. Щербаков был старше Мавры на десять лет, но тяжёлые годы войны и пережитое горе преждевременно состарили его.

С первого взгляда невзлюбила Анисья отчима. Всё вызывало у неё раздражение, начиная с плешивой головы и подбородка, поросшего чёрной щетиной, до тонких и кривых ног, которые ставил он на землю робко, как будто сомневаясь, устоит или нет. При ходьбе его немного покачивало из стороны в сторону, и Щербаков производил впечатление выпившего человека, хотя слабость в ногах была последствием контузии. Был Валерий Иванович невысокого роста и узким в кости, а потому очень проигрывал рядом с высокой и статной Маврой. Больше же всего невзлюбила Анисья его руки с узловатыми длинными пальцами. И когда однажды Щербаков схватил Анисью за шиворот, она не задумываясь выпалила ему в лицо, ловко вывернувшись из его цепких пальцев:

– Клешни от меня убери, ещё раз схватишь, я тебе их обломаю.