Бóльшая часть времени проходила в ожидании очередной посылки с бисквитами, подливкой и фотографиями из Северной Каролины. Бывали недели, когда только мысли о новой посылке могли поднять меня из постели. Я читала книги серии «Помоги себе сам», хотя они и не помогали, смотрела безопасные кулинарные передачи, спала, плакала, расклеивала по комнате фотографии Томаса, фотографии дома, который я слишком боялась навестить. На одном снимке была рука, указывающая на цветок.
Я не только никогда не увижу Томаса лично, я могу никогда не увидеть своего дома. В том, что ты богат и эксцентричен, есть свои выгоды: за определенную цену все приходит к тебе домой. Врачи, терапевты, сиделки, охрана. Я стала королевой пчел, запертой в центре самого защищенного особняка к западу от Лос-Анджелеса. Отшельницей из отшельниц. За двойными воротами.
Когда по телевизору показывали спичку или горелку плиты, меня тошнило. Даже кулинарный канал иногда пугал меня горящими десертами. Я не могла смотреть «Копов», потому что от вида автомобильных погонь у меня начиналась гипервентиляция. Когда приходило время для процедур вне дома – растяжек, шлифовки, чистки, всего болезненного и унизительного, – я нанимала закрытые фургоны, чтобы спрятаться от фотографов, так и шнырявших под моими воротами. И во время каждой поездки я дрожала, покрывалась холодным потом и молилась, чтобы мы не попали в аварию и не загорелись.
Мой развод с Геральдом должен был завершиться осенью, через несколько месяцев. Боль от его ухода проникала глубоко, но боль от моей собственной глупости была еще глубже. Как я могла быть такой дурой, чтоб выйти замуж за хладнокровного мелочного торговца? Мне было тридцать лет, когда я в него влюбилась. Я ждала этого возраста, чтобы связать свою жизнь с правильным человеком. Я собиралась выйти замуж только раз – и создать разумный, взрослый союз на всю жизнь. А вместо этого влюбилась в человека, который обращался со мной как с породистой кошкой. Которой можно похвастаться на выставках, а потом продать.
Геральд продолжал заниматься «Безупречностью», словно ничего и не случилось. Шумиха вокруг аварии стала хорошей рекламой. Я начала понимать, почему он запер меня в больнице. Он хотел, чтобы публика забыла обо мне – настоящей. Ему нужно было, чтоб женщины смотрели на мое лицо и покупали косметику, не думая о том, как выглядит моя обгоревшая кожа.
Он хотел, чтобы меня, настоящую меня, все забыли.
А я была только рада помочь.
– Вот что забавно, – сказала я Дельте во время одного из звонков. – В последний раз я говорила с мужем незадолго до того, как он передал со своим адвокатом бумаги о разводе. В тот раз я впервые почувствовала, что он меня искренне любит и принимает. Тот разговор, когда он нас с тобой познакомил. Он был чудесен.
– Почти как разговор с милым незнакомцем, – лукаво сказала Дельта.
– Да.
– Почему бы тебе не приехать в гости? Эти горы исцелят твое сердце. Ни фотографов, ни решеток, ни стен, ни занавесок. Томас отвезет тебя на Хребет Дикарки, в дом твоей бабушки. Тебе стоит познакомиться с Томасом.
– О, я пока не могу уезжать надолго. Не верь тому, что читаешь в таблоидах. Я не отшельница, все это часть терапии. Врачи полагают, что мое лицо можно полностью восстановить. У них потрясающие новые средства и техники пластической хирургии, которых ты и представить себе не можешь. Мой агент уже получает новые предложения.
Ложь, ложь, ложь.
Мой агент сидела у камина в моей пустой гостиной. Я расположилась на садовой скамье, там, где раньше стоял диван Геральда. На мне были маска, красивый шарф от Версаче и тренировочный костюм.
– Тебе не жарко во всем этом? – спросила она, дрожа от выставленного на 15 градусов кондиционера. – Как ты вообще терпишь… эту лыжную маску?
– Это часть терапии. Чем дольше я ее ношу, тем выше шансы, что моя кожа будет заживать гладко. Через несколько месяцев мое лицо будет прекрасно. Правда.
– Кэтрин, прости, но пришло время смириться с реальностью.
– Конечно! Ты сказала, что принесешь длинный список предложений, которые хочешь обсудить. Давай обсуждать.
– Я не стану советовать тебе принять эти предложения, но должна тебе их сообщить.
– Давай начнем с ролей в кино. Я хотела бы что-то маленькое, стильное, независимое, может, даже от начинающего режиссера. Хм-м. Мне будет так весело на зимней премьере. Мне нравится Юта, когда там идет снег. И все эти замерзшие мормоны.
Она уставилась на меня.
– Роли в кино? Нет. Это не предложения съемок фильма.
Я знала, что нет, и знала, что мое лицо никогда не будет красивым или даже нормальным. Но мне нужно было сохранять лицо. Забавный каламбур.
– Ладно, хорошо, с фильмами можно подождать. Что еще у тебя есть?