– Цены перед вами, считайте сами. – Продавщица недовольно сложила руки на груди.
– Никитична, что ты, в самом деле, я уж полчаса тебя жду. До вечера, что ли, прикажешь стоять в очереди? Вон сколько народу собралось, бери чек, дома сосчитаешь. Если не согласная, тогда придешь, – сказала сухонькая бойкая женщина позади.
– Верно, – отозвался мужчина с папиросой, он ее так и не выпускал изо рта.
Лиза оглянулась, позади никого не было. Никитична вздохнула, сложила продукты в авоську и пошла на выход, тряся головой. Когда мужчина распихивал бутылки водки по карманам, Лиза подошла к прилавку и на что-то наступила: кошелек. На полу лежал потертый пухлый кошелек. Мужчина попросил еще пачку «Беломора», и Люба отвернулась к полкам, тут девочка и схватила кошелек. Сердце стучало часто и гулко. Явно Никитична положила его мимо кармана, но она уже ушла, и никто не обратил внимания на Лизу.
– Тебе чего? – От голоса продавщицы девочка вздрогнула.
– Хлеб и два батона, если мягкие, – выпалила она. – Мама сухарей насушит.
Казалось, момент вернуть находку упущен, и Лиза покраснела еще больше.
– Все? – Возле весов легли буханка и два нарезных.
Одной рукой девочка сжимала кошелек и ручки пакета, другой достала деньги и положила на весы. Сторублевая купюра пристала к влажной ладони, Лиза растерялась. Люба невозмутимо отклеила деньги и дала сдачу, подозрительно взглянув на юную покупательницу. А может, девочке это только показалось; она быстро сложила покупки, держа левую руку внизу, снова поежилась под пристальным взглядом.
– Ты в доме бабы Нины живешь? – услышала Лиза неожиданный вопрос.
– Уф, умаялась, пока бежала. – Никитична провела кончиком платка по вспотевшей шее. – Люб, я тут кошелек обронила, не видела?
– Я же с этой стороны прилавка стою, поищи, может внизу где. – Продавщица перегнулась через прилавок.
Никитична тоже согнулась и стала, сощурившись, осматривать пол, вздыхая и сокрушаясь.
– Нету, может, под прилавок запнули? Неси палку, – попросила Никитична. Люба фыркнула и ушла в подсобку.
– Господи, остатки пенсии, а жить еще неделю, – приговаривала старуха.
Лиза поняла, лучшего момента вернуть находку не будет, скоро выйдет продавщица. Девочка успела подумать, что не сможет съесть ни одной конфеты, купленной на украденные деньги. Она сделала глубокий вдох, словно прыгая в воду, и пропищала:
– Не этот, тетенька?
– Мой! Слава тебе господи! – запричитала Никитична.
Лиза почувствовала, как щеки стали пунцовыми.
– Ты ж моя дорогая. Спасибо!
– Да ты проверь сперва: может, кошелек есть, а деньги уже тю-тю. – Женщина вернулась с палкой и глянула на девочку так, словно обо всем догадалась.
Лиза окаменела, уже забыв, как чуть не присвоила чужое себе.
– Здесь, все деньги на месте, – открыла Никитична кошелек. – Не возводи на девчонку напраслину, дай лучше шоколадку, я заплачу. – Подобревшая старуха благодарно смотрела на Лизу, погладив шершавой ладонью по голове. – Возьми, не обижай. – Никитична протянула «Аленку», но Лиза спрятала руки за спину и попятилась.
– Мне мама не разрешает у чужих ничего брать, – промямлила она.
– Да какая ж я чужая? Тут не город, почитай, все родные, а маме скажу, что сама тебе купила, бери. – Озадаченные глаза вперились в девочку.
– Я… Я… – Лиза чуть не расплакалась от стыда и вылетела на улицу.
Всю дорогу домой она оглядывалась, не идет ли за ней Никитична с шоколадкой. Дома она положила пакет на стол и выбежала в сени, в углу стоял большой трехстворчатый шкаф, и Лиза спряталась в нем, закрыв створки. Она тихо плакала, жалея себя, потом услышала шаги – дверь распахнулась, и папа присел на корточки.
– Ты что здесь делаешь?
Лиза обняла его за плечи, уткнула заплаканное лицо в шею и все рассказала.
– Успокойся, знаешь, в детстве мне хотелось иметь мяч, настоящий, футбольный, а жили мы с мамой в этом самом доме. Лучшим решением получить желанное я тогда посчитал кражу, но не почувствовал ничего, кроме досады. Радоваться одному, втихаря, украдкой, невозможно, и я вернул мяч. Отец купил другой, не такой крутой, но все же футбольный. – Папа улыбнулся и вытер заблестевшие глаза. – Ты молодец, что сразу вернула находку владелице, а я тогда два дня на улице не показывался, мерещилось, что все знают про меня, не плачь.
– Лизавета! – раздался мамин крик, девочка вздрогнула.
– Маме не скажешь, па?
– Не скажу, если больше никогда не возьмешь чужого. Я клубнику привез, пойдем есть, у нас-то на грядках только чертополох. – Папа, смеясь, посадил дочку на плечи.
Счастливы дети, у которых есть мудрый отец!
Как умирала Катерина