Счастья и расплаты (сборник)

Живем не в раю, а под мраком,
Но это сверхмилости мрак.
Вновь полюшко светится злаком
И весь в незабудках овраг.

И, жгучую чувствуя грешность,
Однажды в тишайшем цвету
Вдруг вздрогнешь:
Какая же нежность
Царит в том небесном саду!

А чья-то душа или птаха
так горько заплачет в зарю,
как будто пролетом из мрака
на вечные муки в раю.

Испытан я был этой пыткой.
С тех пор, как душой ни горю,
стараюсь не хлопнуть калиткой
в своем заповедном краю.

Вновь полюшко светится злаком
И весь в незабудках овраг.
Живем не в раю, а под мраком,
Но чуден от Бога и мрак.

Чье имя драки останавливало

Беспамятным во устыжение,
и просветление всех нас
горит звездиночка Возженникова,
которой стольких юных спас.

Он был поэтом и учителем,
глазами тепел – не свинцов,
не усмирителем – мирителем
буйноголовых сорванцов.

Всегда поэзия серьезная,
где с Богом спорит ученик,
явление религиозное:
сквозь строки брезжит Божий лик.

Однажды шел по сельской улочке
былой пермяк, забывший спесь,
кто помнил то, чему наученный
он был Возженниковым здесь.

<…>

Ему в знакомой сваре уличной,
где прячут финку в рукаве,
припомнился царевич в Угличе
на свежескошенной траве.

Провидя жертв новоопричнины,
дымился набрызг от ножа,
как ожерелие брусничнoe
на шее отрока дрожа.
Так озверевшая нечаевщина
с хмельного зуда в кулаках,
с нечаянности начинается
на пустырях и тупиках.

А после – не мишени баночные,
что из-под печени трески, —
в подвалах выстрелы лубяночные
в затылки чьи-то и виски.

<…>

И бывший ученик Возженникова
ворвался в свалку пьяных туш,
надеясь мало на возжжение
уже почти погасших душ.

«Вам кто преподавал историю?» —
вопрос хлестнул, как Божий бич,
и совесть вдруг из всех исторгнула:
«Валерий Леонидович!»

Они, наверно, лишку выпили,
не нанеся, по счастью, ран,
и монтировки сами выпали
в неокровавленный бурьян.

И враз все замерли пристыженно,
разжали даже кулаки,
себе со вздохом не простившие,
какие были дураки.

Ну, слава Богу, что одумались.
А стольким снова невтерпеж,
и злоба пострашнее дурости,
той, что хватается за нож.

Как семечки, всех пришлых лузгая,
форсят убийцы напоказ,
и русских убивают русские,
когда и так все меньше нас.

Антихристята недостойные,
ужель бессмысленно, как встарь
«Вам кто преподавал историю?»
с креста кричать в безликость харь?

Не дай нам, Боже, расставания
с людьми такими на Руси,
чье имя драки останавливало
без мановения руки!

2011

Владимир Вишневский Москва, 1953 Наш Сострадамус