Счастья хватит на всех

— Халат! Обычный! Белый! — отчеканила Сашка и сама выбрала, строгий, чуть не до колен, с длинным рукавом. Примерила, глянула на себя в зеркало, и сердце аж зашлось от счастья. Почти настоящий врач. Человек в белом халате.

И даже первые месяцы учёбы, всем дающиеся невероятным напряжением сил, не сбили её романтического настроя. Она готова была учиться круглые сутки. Впрочем, почти так и выходило. Занятия начинались в половине девятого, а заканчивались в семь, а то и восемь вечера. Между парами случались «окна» по часу или полтора, но и в это время никто не отдыхал. Если не требовалось перемещаться из одного корпуса в другой, то просто пристраивались где-нибудь на подоконнике, а то и на корточках с конспектом и зубрили, зубрили, зубрили. Поговорку «от сессии до сессии живут студенты весело» придумали точно не про медвуз. Тут спрашивали постоянно, каждый день, чуть ли не на каждой паре. Устный опрос, коллоквиум, тестирование, контрольная, лабораторная, практическое занятие. Учили между парами, учили по ночам. Возвращаясь в общежитие, Сашка валилась на кровать, забыв переодеться, и засыпала. Просыпалась часа в два ночи по будильнику и садилась готовиться к следующему учебному дню. Питалась пирожками и всем, что можно разогреть на скорую руку и съесть, не отрываясь от учебника или конспекта. А мама пугала, что она не сможет жить одна, потому что не умеет готовить. Какое там готовить! Кто-то из девчонок в воскресенье ещё умудрялся выползать на общую кухню и что-нибудь варить или жарить, но Сашка знала, на что, точнее, на кого потратить единственный выходной.

О посещении всех московских концертов с участием Туманова она давно забыла. Когда? Да и на что? Но в воскресенье она обязательно брела в библиотеку, где со скидкой по студенческому билету можно было пару часов провести в Интернете. Узнать, где он, где выступал, посмотреть хоть несколько записей, почитать новости на форуме. А главное, убедиться, что здоров и весел. Успокоиться, получить свою дозу эндорфинов и вернуться к учёбе.

Сашку не пугало ничего из стандартных кошмаров первокурсника меда: ни огромный объём информации, которую требовалось запоминать, ни хронический недосып, ни воняющие формалином и почему-то гуашью чьи-то тазобедренные кости, давно ставшие учебным пособием. Иные девчонки и в руки-то боялись их брать, а Сашка не то что брала — она, староста, ещё и таскала их с кафедры в аудиторию и обратно. И отвечала за их целость и сохранность на занятии. Никакого страха, никакой брезгливости, ни на занятиях в морге, ни в операционной, куда первокурсников один раз сводили пока что «просто посмотреть» аппендэктомию, а заодно и заранее определить профнепригодных, падающих в обморок от вида крови. Сашка оставалась невозмутимой, ей достаточно было помнить, ради чего это всё. Куда больше подготовленного операционного поля, разверстого зажимами и расширителями — ну и что, как кусок мяса на базаре, воспринималось оно совершенно отдельно от обладателя, — Сашку поразил сам пациент, мужчина лет сорока. Студентов впустили, когда больного уже погрузили в наркоз, и Сашка увидела обнажённый торс, не прикрытый, как всё остальное, простынёй, мертвенно-бледное, неподвижное лицо и руки, разведённые в разные стороны под прямым углом и уложенные на специальные подставки локтевыми ямками вверх, чтобы удобно было вводить лекарства. Вот эти руки с воткнутыми иглами катетеров, беззащитность позы, заставили её содрогнуться. Стоило только представить на этом месте Всеволода Алексеевича, и коленки начинали предательски подгибаться.

Конечно, её мечты подвергались коррекции. Учёба в медицинском, да и самостоятельная жизнь (господи, наконец-то!) заставляли стремительно взрослеть. Когда живёшь в Мытищах и тебе пятнадцать лет, легко верится, что ты единственная в своём роде. Что лично у тебя, да-да, у тебя, всё получится. И что именно ты избавишь его от прихрамывания, а заодно и от болей в спине, высокого давления, и чем он там ещё заболеет, пока ты наконец доучишься. В общем, как раз тебя он и ждёт. В институте пришло понимание, что таких, как ты — пара тысяч только в твоём первом меде. А ещё есть второй, и всякие там Дружбы народов со своими медицинскими факультетами. И тысячи врачей столицы с опытом, званиями и регалиями, до которых ты просто не успеешь дорасти. А если уж совсем начистоту, то дурак он, что ли, на родине лечиться, когда с Израилем и Германией границы открыты.