Она смотрела на вполне жизнерадостного, отлично выглядящего, абсолютно привычного и родного Всеволода Алексеевича и недоумевала, что же так расстроило её на съёмках? Всё как всегда — истории из детства, воспоминания о первых шагах на сцене, актёрские байки. Правда, передача со всеми рекламами заняла минут сорок, рассказы Туманова сильно подсократили, в эфир не вошли его откровения про отоваренные карточки и растопку печи, да и многие моменты из взрослой части биографии пропустили. Но в целом это был всё тот же Всеволод Алексеевич. И Сашка окончательно уверилась, что виноват её дурацкий характер. Мама всегда ей пеняла, что она пессимистка, и стакан у неё наполовину пустой. Наверное, мама права. А карточки и дрова для печки можно считать художественным преувеличением творческого человека. Бывает!
Студенческая жизнь уже несла Сашку дальше, не давая скучать и грустить. Закончился первый курс, началась долгожданная практика. Всем не терпелось уже хоть кого-нибудь лечить! Хотя самым практическим предметом из сданных была гистология, и вряд ли эти, безусловно ценнейшие, знания помогли справиться хотя бы с простудой.
На практику их отправили в ветеранский госпиталь, и Сашка ликовала. Её очень смущал тот факт, что врачу приходится лечить не только мужчин, но и женщин. Почему-то больные женщины вызывали у неё отторжение, она даже не могла представить, как раздевает женщину, чтобы, например, послушать лёгкие. Что-то было в этом неправильное, ненормальное. Вот мужчину — пожалуйста, и раздеть, и обследовать, и вылечить она в своём воображении могла. С такими особенностями ей следовало бы идти в урологи, но девушка-уролог — это ещё смешнее, чем девушка-травматолог. Сашка боролась с глупыми мыслями, недостойными её белого халата, пусть и студенческого, гнала их от себя подальше. Но была несказанно рада, когда узнала про ветеранский госпиталь. Уж там-то наверняка одни мужчины.
Это оказалось не совсем так, потому как в госпитале лечились и жёны, и вдовы военнослужащих, а в пульмонологии лежала какая-то легендарная бабушка из отряда «ночных ведьм», совсем уже спятившая, но вызывавшая всеобщее уважение количеством наград на висящем здесь же, на спинке стула, пиджаке — в госпиталь бабуля прибыла при полном параде. Но всё это не имело никакого значения, потому что в первый же день выяснилось — студентам-первокурсникам никто не доверит даже разносить таблетки. Их посадили в пустующем кабинете, вручили истории болезней и велели подклеивать назначения. А заодно и изучать, для практики.
Сашка честно пыталась разобрать невероятный почерк, заполнявший серые казённые листы, ещё сложнее оказалось понять, что и почему назначено тому или иному больному. Знаний не хватало, а спрашивать у и без того замотанных врачей было совестно. После обеда студентов вообще отослали домой, чтобы под ногами не путались.
На второй день Сашка решила проявить инициативу, подошла к отвечавшему за практикантов доктору и попросила какое-нибудь задание. Она слышала от старшекурсников, что, если хочешь закрепиться в больнице, нужно показать себя во время практики. Делать то, что остальным лень, напрашиваться на работу. Доктор посмотрел на Сашку поверх очков с таким умилением, что в какой-то момент ей показалось, он достанет из кармана конфетку и вручит «хорошей девочке». Но вместо конфетки ей вручили ведро и швабру!
— Тётя Маша третий день в запое, — доверительно сообщил врач. — Полы на всём этаже немытые. Так что давай помогай. И хлорочки не жалей, не жалей!
И Сашка драила коридоры под шутки одногруппников, мирно гонявших в это время чаи с шоколадками, которые им скормила давно пресытившаяся немудрёными гостинцами от ветеранов старшая медсестра.
Словом, первая практика оказалась не очень полезной в плане получения новых знаний. Зато, когда она закончилась, вдруг выяснилось, что тёти Машин запой затянулся, и полы по-прежнему некому мыть. И Сашку, неплохо справлявшуюся с уборкой, оставили, но теперь уже не на общественно-практикантских началах, а со скромной, но приятной зарплатой. За зарплату пришлось мыть и палаты, и даже туалеты, однако Сашка только радовалась и, орудуя шваброй, старалась присматриваться и прислушиваться — что делают врачи, как они разговаривают с пациентами, что назначают. К тому же теперь у неё был весомый повод не возвращаться в Мытищи на летние каникулы.
Когда начался второй курс, работу и учёбу пришлось совмещать. Едва выдавалось окно между парами, неслась в госпиталь. Иногда пропускала занятие, иногда появлялась в госпитале только поздним вечером, но начальство относилось к Сашке благосклонно: она и убиралась на совесть, и, в отличие от тёти Маши, не уходила в запои. Да и сочувствовали Сашке: глядя на студентку с синими тенями под глазами, каждый вспоминал собственные голодные институтские годы.