Счастья не бывает много

– Ты всегда такой? – после паузы поинтересовалась Инга. Отец только посмотрел смеющимися глазами. – С мамой ты тоже был таким? – неожиданно вырвалось у неё.

– Ты же на собственном пальце, – отец указал всё тем же улыбающимся взглядом на ногу Инги, – убедилась, что я прав. Зачем же мне меняться?

Снова замолчали. Что на это скажешь? Боль в пальце проходила. И идти справа от отца было удобнее. Инга следила украдкой за отцом, и ей стало его немного жалко, а он, как будто ничего и не происходило, спокойно отмахивался от различных хамов, оберегая её от них. Она вздохнула. Скорее признавая своё согласие с тем, что отец снова был прав.

– Все ещё болит?

– Нет. Уже прошло.

– Почему так тяжко вздыхаешь?

– Устала ходить, – соврала Инга и внимательно посмотрела на отца. «Надо же, какой внимательный. Думала, он занят только прохожими, а он услышал, как я вздохнула».

– Свернём на том перекрёстке, тут есть одно кафе приличное. Там и посидим. Отдохнём.

Григорий Михайлович пил кофе. Инга задумчиво водила ложкой в чашке с чаем, вдыхая ароматный фруктовый парок. Нагромождения мыслей не давали сосредоточиться. Она мечтала остаться один на один с отцом, чтобы поговорить, а разговор не завязывался. Увиденное за эти несколько дней поставило кучу новых вопросов. Они роились, затмевая вопросы всей жизни. Она собирала их с самого детства и копила, чтобы когда-нибудь выплеснуть предателю-отцу. Вот он, сидит и пьёт, как ни в чём не бывало, кофе. И что? Инга пристально посмотрела в глаза отца. Он спокойно принял её вызов. Они молча смотрели друг на друга – она тревожными, наполненными решимости и одновременно боязни, а он мягким взглядом улыбающихся стрелками глаз. Инга видела, как отец «заговорил» с нею, но она не понимала.

– Ты был всегда мне нужен, – неожиданно вырвалось у неё.

Инга ещё что-то хотела сказать, но поперхнулась от внезапной обиды. Она старалась не моргать и даже подняла выше голову, но всё равно слёзы предательски набухали и полились через край.

– Я знаю, – тихо проговорил Григорий Михайлович, отворачиваясь, чтобы не видеть дочериных слёз.

Инга не расслышала и, переведя дыхание, продолжила:

– Почему вы расстались? Ведь ты же любил её? – Инга вытирала глаза, а слёзы затмевали всё вокруг.

– Односторонняя любовь может быть только к работе, – задумчиво произнёс отец и после паузы повторил: – Я знаю, что был нужен.

– Что ты можешь знать?! – едва удерживая рыдания, выпалила дочь.

Слёзы слетали огромными каплями, и она, вытирая их с глаз, со стола, беспомощно улыбаясь. Да, она слабая девочка, ребёнок своего отца. И не важно, что она собиралась быть сильной. Собираться – это ещё не быть!

– По детям вижу, – неопределённо ответил отец.

– У разных детей по-разному, – с тоской вырвалось у Инги из груди.

– По-разному-то по-разному, а отец – всегда одинаково – нужен. Это потом, когда повзрослеете – по-разному вам становятся нужны родители… Ладно об этом. Ты мне скажи, ты довольна поездкой.

– Какой поездкой? – не поняла Инга.

– К нам. Ты же на разведку приехала?

– Наговорить хотелось, всего, что надумала за все эти годы.

– Чего же не наговорила?

– Повзрослела… что ли.

Инга не знала, что ещё сказать. За эти несколько дней, проведённых в семье отца, в её голове всё перевернулось. Она страдала от своей сиротливости до самого порога дома отца. Потом быстро втянулась в новый для неё ритм, казалось, чужой семьи. У неё даже появились сёстры и брат, о которых она мечтала, но спокойствия не наступило. Сейчас она жила с тяжестью в сердце за мать. Ей было жалко маму. Она ненавидела благополучного отца и также ненавидела мать. Она ненавидела той ненавистью любящей дочери, которая готова разорваться на две половинки ради счастья родителей, но…

– Как же теперь с этим жить? – Инга обхватила руки отца.

Григорий Михайлович не ответил, он чувствовал, дочери надо выговориться.

– Я всё равно немного счастлива, – прошептала дочь.

– Счастья не бывает много, – Григорий Михайлович задумчиво глядел в окно.

– Ты не оправдываешься и не спешишь доказывать обратное, – Инга положила голову отцу на руки.

– В чём оправдываться и что доказывать? – усмехнулся с горечью в голосе отец. – Идёт жизнь. Для нас всех она такая. У других – другая, – Григорий Михайлович выдержал паузу и неожиданно сказал: – Потом, это тебе надо доказывать…

– Мне? – раздражаясь, выпалила Инга и едва не наговорила в этот раз всё, что собиралась многие годы, но отец опередил:

– Да, милая! Мне не надо доказывать, что я отец. Это ты должна доказать, что ты дочь! – Григорий Михайлович тяжело вздохнул и закончил: – Достойная дочь.

Своими словами отец словно развязал узел, и весь бисер высыпался в траву. У Инги на душе неожиданно полегчало, и всё стало прозрачно. Для её понимания то, что сказал отец, было из ряда вон, но именно это расставило всё по полочкам. Определило её место, указало дорогу по жизни. Дочь уткнулась отцу в плечо и заплакала. Заплакала тихими слезами. Отец молча пил кофе и смотрел в окно, не мешая дочери разобраться в себе.