Счастливая карусель детства

Признаю, что примета действительно почти всегда срабатывала, и всегда он был добр и внимателен. Но в случае с кино все намного серьезней, и он отступать не хочет. Не прошибить его никакой приметой. Казалось мне, что не может быть такого, чтобы человек не любил и совсем не смотрел кино, но дед доказывал обратное, предпочитая фильмам свои многочисленные книжечки.

Старая школа — учитель литературы. Совершенно негибкий и упертый человек, — ничего не поделать. А меня он перебарывает и заставляет быть гибким. Хочет он, чтобы я променял кино на театр и музеи, и ему наплевать на мои интересы. Жить с дедом — быть подопытным кроликом в его экспериментах.

Пытаясь вызвать у меня интерес к театру, он предлагает довольно необычные, на мой взгляд, вещи:

— Кстати, Саша, в старые времена театралы собирали программки с указанием даты и общества, в котором они посещали театр, так что настоятельно рекомендую тебе последовать данному примеру, тем более, что через много лет собранная коллекция может иметь значительную историко-культурную ценность.

Я следовал дедову совету и выводил еще нетвердым детским почерком на программке информацию о посещении театров. Долгие годы спустя мама как-то с ностальгической грустью призналась, что даже во время грандиозного ремонта ее квартиры на Гражданке, в ходе которого была заменена полностью вся мебель и сделана перепланировка, она, ставя перед собой задачу полностью освободиться от старого квартирного хлама, не смогла найти в себе силы выбросить мои программки, которые были причислены ею к семейным реликвиям наряду с моей прядкой волос первого года жизни.

Перед каждым походом в театр или музей дедушка в обязательном порядке доводил до меня информацию о том, что нам предстоит увидеть или услышать, и на что, в первую очередь, следует обратить внимание. На опере «Руслан и Людмила», сидя в партере за взрослыми зрителями, я мало что видел и, откровенно говоря, скучал, не понимая, почему все вокруг так часто аплодируют артистам на сцене, которые в отличие от цирковых артистов не показывают ничего захватывающего или смешного. То ли дело в цирке: тигры, медведи, клоуны и эквилибристы — даже если просто посмотреть во время их выступления на лица большинства зрителей и в особенности детей, то сразу видно, какую радость и восторг дарят они людям. Вот где действительно нужно хлопать в ладоши.

Но почему-то все происходит как раз наоборот: дедушка, отдавая должное моим культурным интересам, идет со мной в цирк и сидит рядом все представление почти с равнодушным и даже скучающим видом, не поддерживая общие настроения зала, а в театре он преображается и с одухотворением выражает восторг аплодисментами. Его глаза горят, он комментирует мне значимые с его точки зрения детали оперы и буквально требует, чтобы я хлопал в ладоши после исполнения арий Борисом Штоколовым в партии Руслана. Попробуй здесь не хлопать, ведь родителям потом наверняка скажут, что их сыночек полный дикаренок, неспособный разбираться в мире «прекрасного», тем более что накануне дедом мне была прочитана лекция о гениальности Штоколова, с которым он «имел честь быть лично знаком».

С моей же точки зрения, значимый момент оперы наступил тогда, когда на сцену вывели живого коня, но, к сожалению, никто из зрителей не отметил данного события аплодисментами, а дед, увидев мое оживление, снисходительно усмехнулся и попросил не ерзать на кресле из-за желания получше рассмотреть боевого друга Руслана. Так же было и с головой великана. Казалось бы, вот ведь где необычная сцена и событие! Ну, где же еще можно увидеть такую огромную отрубленную и говорящую голову на сцене? Но и здесь меня осадил он как маленького, хотя очень голова эта меня заинтересовала. И как после всего этого не полюбить цирк?

Вообще, как оказывалось, в заведениях культуры я часто приходил в восторг совсем не от того, от чего следовало. Например, на «Коньке-Горбунке» в Кировском, восседая с дедушкой в «царской ложе», я все представление с гордым видом посматривал на людей, сидящих в других местах. Было у меня полное ощущение того, что являюсь я наследником царской короны Российской империи, а они — моими слугами и подданными. Дед осаживал меня, переводя внимание на сцену, но помогало это ненадолго, и я снова продолжал взирать на театральную публику взглядом царевича.