Счастливая мельница

— Значит, и ты!..— проговорил Гицэ, захлебываясь от ярости. Потом медленно, шаг за шагом, приблизился к ней, как паук приближается к попавшей в паутину мухе, смерил ее глазами и занес руки над ее головой, готовый кинуться на нее.

— Да! — рассмеялась она ему в лицо.— Убей меня; ведь ты сильнее!.. Раз уж начал, продолжай, иди до конца!

Он вцепился в хрупкие плечи Аны и, стиснув их, спросил:

— Ты сказала, что я договорился с Ликэ, чтобы он напал на арендатора?

— Да,— ответила она решительно.

— Ты говоришь, что нынешней ночью я видел, как Ликэ уходил, а ты видела, как он возвращался?

— Да,— снова подтвердила Ана.

Он плюнул ей в лицо и снял руки с ее плеч.

— Мне противно думать, что моя жена может жить с таким человеком, за какого ты меня считаешь,— сказал он и вышел из дома, обхватив голову руками.

Ана же опустилась на постель и принялась плакать негромким, облегчающим душу плачем.

X

Пинтя недаром сделался жандармом.

Как только надо было напасть на след злоумышленников, он весь сразу преображался и настораживался, совсем как гончая собака, почуявшая запах пороха. Тем большее беспокойство испытывал он сейчас, когда ему казалось, что преступление было совершено где-то совсем близко. Он чувствовал себя так, точно уже схватил злодеев в темноте и теперь боится лишь одного: вдруг они убегут, прежде чем наступит рассвет, и он не сумеет разглядеть их.

Особенно ошеломил Пинтю внезапный отъезд Гицэ. Если б он обнаружил на Счастливой мельнице или даже в сундуке корчмаря какие-нибудь вещи, похищенные у арендатора, это еще не убедило бы его в бесчестности Гицэ. Он уверял бы себя, что все это, может быть, подстроено нарочно, Гицэ же здесь ни при чем. Но сейчас, когда он увидал удаляющуюся тележку корчмаря, в сердце его вспыхнула злоба, а злоба ослепляет человека. Правда, даже и теперь эта злоба была направлена не против Гицэ, а против Ликэ; по мнению Пинти, один Ликэ был виноват во всем случившемся.

Ослепленный гневом, Пинтя, взглянув на убитого ребенка, сказал себе: «Я докажу, что ты убил его, если даже это неправда». Не теряя времени, он оставил Лае у кареты на дороге, проверил, хорошо ли заряжена винтовка, и, чувствуя, что каждый нерв у него натянут до предела, отправился в лес.

Тучи поредели, и полная луна, показываясь то здесь, то там на прояснившемся небе, разбрасывала по лицу земли переплетенные тени обнаженных деревьев. Но даже и тогда, когда луна пряталась за облака, ночь оставалась достаточно светлой, и зоркий Пинтя мог хорошо видеть на сотню шагов кругом. Однако он лишь с трудом различал следы, так как земля была покрыта недавно опавшими листьями, шелестевшими под ногами в ночной тишине.

Долго бродил он; его то и дело вводила в заблуждение то поблескивающая при лунном свете лужица, то светившаяся в темном уголке гнилушка.

По привычке он отпускал по временам крепкое словцо. Напав наконец на след лошади, Пинтя взвел курок, углубился в лес и, достигнув вершины холма, начал спускаться в долину. Была уже полночь, когда он неожиданно наткнулся на окоченевший труп. Это была молодая женщина, одетая во все черное. Убийцы не зарезали, не удушили и не застрелили ее. Она просто задохнулась от тряпки, засунутой ей в рот. Пинтя был человек не робкого десятка, но есть что-то таинственное в мертвом теле. Когда он опустился на колени, чтобы рассмотреть труп поближе, его охватила жалость; однако он не мог долго предаваться этому чувству, и оно сменилось удовлетворением, которое испытывает всякий человек, когда после долгих поисков находит наконец то, что искал. Пинтя ощупал труп и тщательно обшарил все кругом, чтобы убедиться, не забыли ли что-нибудь убийцы на месте преступления. Потом он надвинул кивер на лоб, перекинул винтовку через плечо и торопливо поднял с земли мертвое тело, словно опасаясь, что может его потерять, если задержится.

Но едва он сделал шаг вперед, как почувствовал, будто кто-то держит его на месте. Он снова рванулся. Мурашки пробежали у него по спине, а волосы на голове зашевелились; силы оставили его, мертвое тело выскользнуло из рук, и сам он, растянувшись во всю длину, грохнулся на труп.

Оказалось, что он наступил на конец кнута, которым разбойники связали женщине руки за спиной и второпях забыли убрать.

Один, среди глухой ночи, неожиданно брошенный на труп, Пинтя иначе не мог объяснить себе происшедшее, как вмешательство нечистой силы, и ему хотелось встать и убежать куда глаза глядят. Однако, приподнявшись и с ужасом оглядываясь, он понял, что не может оставить здесь мертвое тело. Он снова взвалил его на плечи и поспешно зашагал, точно спасаясь от погони.

И в самом деле за ним гнались.