– Это посягательство на свободу прессы! – возопил тот, явив истинную сущность папарацци.
Мишель и Ален Лемуан пребывали в ужасе от того, что творится в их книжном магазине из-за дорогого их сердцу романа, и вмешиваться не решались. Тогда Петронилла ухватила этого типа за загривок и решительно поволокла за дверь.
Я так и не узнала, что там произошло, но фотографа-пулеметчика я больше не видела, и ни один его снимок в прессе так и не появился.
Никто не стал обсуждать происшествие. Я с улыбкой продолжала подписывать книги. Под конец мы, владельцы магазина, несколько верных клиентов и я, выпили еще по стаканчику горячего вина и поболтали. Потом я распрощалась со всеми и направилась в сторону метро.
Дойдя до конца улицы Леви, я в сумерках с трудом различила силуэт поджидавшего меня человека.
– Петронилла! – удивленно воскликнула я.
– Что, решили, что я вас преследую?
– Нет, что вы. Спасибо за фотографа. Как вы с ним разделались?
– Разъяснила, что я про него думаю. Больше он вас не побеспокоит.
– Вы говорите, как герой фильма Мишеля Одиара.
– Если я вам опять напишу, вы ответите?
– Конечно.
Она пожала мне руку и исчезла в темноте. Я спустилась в метро, взволнованная этой встречей. Мне показалось, что Петронилла достойна изучаемых ею современников Шекспира – скверных мальчиков, всегда готовых вступить в драку.
Это был как раз тот случай, когда переписка не страдает оттого, что ты знаешь, как выглядит твой корреспондент. Теперь, когда я перечитывала философские письма пожилой угрюмой Петрониллы Фанто, зная, что на самом деле они написаны задиристым мальчишкой с живыми глазами, эти письма казались мне невероятно пикантными.
В голове крутилась мысль: а что, если Петронилла и есть мой идеальный «комвиньон»? Я не могла спросить напрямик, согласна ли она стать моей компаньонкой по выпивке. Поэтому написала ей, чтобы поблагодарить за помощь в щекотливой ситуации, и пригласила выпить стаканчик в «Жимназ». Назначила дату и время. Она приняла приглашение.
«Жимназ» – это шумное кафе, куда я частенько захаживаю, поскольку находится оно в сотне метров от моего издательства. Это непафосное место всегда было мне симпатично: оно было выдержано в духе парижского бистро. На стойке тарелка с яйцами вкрутую и корзинка с круассанами. Посетители именно такие, как те, что вяло переругиваются в типичной парижской кафешке.
Была первая пятница ноября, шесть вечера. Я, как обычно, пришла первой: я просто физически не в состоянии опаздывать, мне всегда нужно иметь минут десять в запасе. Прежде чем посвятить себя кому-то одному, мне необходимо привыкнуть к обстановке.
Если на встречах с читателями я обычно выгляжу как марсианская пагода, то сегодня на мне была привычная одежда, мой рабочий комплект: длинная черная юбка, какой-то черный пиджак и черные брыжи, неотъемлемый аксессуар, – я вообще категорически за возвращение брыж, но, несмотря на известность, мне пока не удалось обратить в свою веру ни одного человека. Петронилла была одета как и в первый раз: джинсы и кожаная куртка.
– Мне кофе, – сказала она.
– В самом деле? А что, если нам выпить что-нибудь менее будничное?
– Тогда кружку пива.
– А я имела в виду шампанское.
– Здесь? – Петронилла вытаращила глаза.
– Да. Здесь очень даже неплохо.
Она осмотрелась вокруг, словно рассматривая то, что поначалу ускользнуло от ее взгляда.
– Да, неплохо.
– Вы не любите шампанское?
– Я? Не люблю шампанское? – возмутилась она.
– Я не хотела вас обидеть.
– Вы уже пили здесь шампанское?
– Нет, это первый раз.
– А оно здесь вообще водится?
– За исключением буфета на вокзале Вьерзона, во Франции шампанское есть везде.
Петронилла подозвала официанта:
– У вас есть шампанское?
– Ага. Два бокала?
– Бутылку, пожалуйста, – попросила я.
Петронилла и официант посмотрели на меня с уважением.
– Есть брют «Луи Родерер», – сказал он. – Простите, но хрустальных бокалов нет. Подойдет?
– Прекрасно, лишь бы прохладное.
– А как же! – Он отошел, потрясенный.
Франция – это волшебная страна, где в самом обычном бистро в любое время вам принесут марочное шампанское идеальной температуры.
Пока официант готовил заказ, Петронилла спросила меня:
– Вы отмечаете какое-то событие?
– Да. Нашу встречу.
– Не стоило. Ничего особенного.
– Для вас, возможно. Для меня особенное.
– Да ладно.
– Это начало дружбы.
– Ну, если так…
Вернулся официант с двумя фужерами и бутылкой в ведерке со льдом.
– Я открою?
– Позвольте, я, – предложила Петронилла.
Она непринужденно открыла бутылку шампанского и наполнила фужеры.
– За нашу дружбу! – торжественно воскликнула я.
У этого «Родерера» был вкус, который в царской России ассоциировался с французской роскошью: рот наполнился счастьем.
– Неплохо, – сказала Петронилла.
Я наблюдала за ней. Она явно разделяла мой восторг. Мне понравилось, что она не пытается казаться пресыщенной.
Официант принес соленые орешки – забавное смешение ценностей. Как если бы читать Тургенева, слушая при этом «Собачий вальс». К моему облегчению, Петронилла к ним не притронулась.