Счастливая сколопендра

Мы поцеловались. Вдруг Маша оттолкнула меня. Выражение её лица стало неестественным, как у звериного чучела. Девушку вырвало, она запачкала все свои дорогие вещи.

– Домой, пожалуйста, – пролепетала Маша и следом добавила противоположное: – Только не домой, пожалуйста. Меня папа будет ругать.

Маша стояла, опёршись на фонарный столб, и беспомощно повторяла извинения, её круглые очки куда-то запропастились. Она умоляла снять ей гостиницу, но я решил, что лучше поехать ко мне, и вызвал такси в Реутов. Ванчоус сказал, что они с Галей ещё немного погуляют, возможно, даже встретят восход солнца. Мы стали прощаться, и я почему-то подумал (нет, даже решил), что они сегодня обязательно трахнутся, но… ошибся.

* * *

В понедельник после работы мы с Ванчоусом сидели в «Сколопендре»: пили пиво и обсуждали выходные.

– Как вы с Машей уехали, мы с Галей ещё часа три гуляли, – доложил мне начальник. – Вино аргентинское дегустировали, багеты французские ели, кокаинчик употребляли с каким-то мутным бельгийцем-геем. Потом оказались в дубовом сквере. Очень красивое место. Я обнял там Галю, и мы с ней долго целовались. Очень долго.

Ванчоус глотнул пива.

– Туда-сюда. Руки под майку. Лёгкий петтинг. – Ваня слегка улыбнулся и почесал подбородок: это воспоминание ему было явно приятно. – Я пригласил Галю к себе. Думал, что уже всё на мази, но она – ни в какую. Нет, и всё! Я спросил, почему. А она ответила, что росла без отца, поэтому мама – для неё авторитет номер один. И якобы та ей запретила ездить домой к малознакомым мужчинам. Во как! И всё, давай до свидания! Уехала на такси. – Ваня сделал паузу и, посмеиваясь, мотнул головой. – Дерзкая, конечно, девчонка! – восторженно закончил он.

– Зацепила? – спросил я.

– О да! А какие у неё сиськи – дыни ташкентские! Между жопой и сиськами я всегда был на стороне сисек. Галя – идеал! Честное слово, Серёга! Идеал!

– Круто! – поздравил я начальника.

– А у тебя как прошло с Машей?

– Не так уж и плохо, – я ухмыльнулся. – Проснулись в одной кровати. Маша очень испугалась: боялась, что мы трахались. Пришлось её убеждать, что ничего не было и быть не могло, потому что она напилась до непотребного состояния. После этого Маша успокоилась, попросила таблетку от головы и стакан воды. Лицо у неё было похмельное, какое-то скукоженное и красноватое. Но после горячего душа она преобразилась. Честное слово, стала опять вишенкой. Лицо разгладилось, и на нём появилась та самая сексуальная кукольность, как у куклы Барби или Бритни Спирс…

– Хорош! Заканчивай эти свои писательские штучки! – перебил меня Ванчоус. – Так было что между вами или нет? Я не понял.

– Не-а.

– И что теперь думаешь о ней?

Пауза.

– Не знаю даже, – я пожал плечами. – В целом она мне нравится. Тело у неё, конечно, красивое, да и родители богатые. У них особняк в готическом стиле на Рублёвке. Но сама по себе она конформистка, будто мёртвая. Я имею в виду, в экзистенциальном смысле. Много в ней мещанского, мелкобуржуазного. Мысли у неё какие-то не свои.

– Это нормально для всех девушек, – с ухмылкой заметил Ваня, но через паузу добавил: – Хотя Галя совсем не такая. Уникум!

Меня кольнуло это замечание. Я ещё подумал тогда, что, возможно, сделал ошибку, выбрав не ту девчонку из двух. Пришлось утешать себя тем, что пока рано делать выводы. К тому же поменять всё равно уже ничего было нельзя, отпуск расписан, и роли в нём – тоже: я – с Машей, Ванчоус – с Галей, и точка.

Глава 2

Ко сну я всегда относился как к пище, ведь сон наполняет мозг, как еда – желудок. Соответственно, спать, как и есть, я тоже старался по графику, три раза в день: до завтрака, в обеденный перерыв и после ужина. И, надо сказать, в сон я погружался глубоко и никогда не жаловался на бессонницу. Обычно только коснусь постели, как сразу вижу сны. А снилось мне всякое: обычно кисель забытья в стиле абстрактного экспрессионизма; но, бывало, мозг показывал и натурализм. Иногда во снах я даже встречал знакомых.

Вот и в тот день – спустя полторы недели после двойного свидания – мне как раз снилась Галя. Она была голой, если не считать красных сапог и зелёного пояса, с которого свисала бахрома, напоминающая ножки сколопендры. Вдруг девушка наполовину превратилась в неё: туловище сколопендры, голова человека. Она зевнула, округлив рот, будто кого-то окликнула. Я испугался и попятился назад, а сколопендра Галя побежала в сторону загорелого мужчины, появившегося будто из-под земли. Он был внутри стеклянной банки, а на лбу у него мерцала надпись «Джанхот».

«Дзинь-дзинь-дзинь!» – вдруг зазвонил телефон.

Я подскочил с рабочего дивана и подошёл к столу: номер незнакомый.

– Алло! – я решил поднять трубку, хотя обычно этого не делаю.

– Привет! Это Иуда.