Читаем Счастливая сколопендра полностью

Я опять лёг на диван и стал наблюдать за жирной неповоротливой мухой. Она кружила по всей комнате и скучно жужжала, не давая мне спокойно думать или спать. Единственное, что мне приходило в голову: мухи – это гадость, их нужно истреблять. Вдруг жужжание прекратилось, я посмотрел на стол: насекомое чуть походило по нему и начало чесать чёрное брюшко – отвратительное зрелище. Я осторожно встал и взял газету «Метро». Муха не реагировала, потирая лапки. Она недооценила меня.

«Бах!» – резким движением я прихлопнул её.

Муха разделилась на три части: крылышки отдельно, внутренности отдельно и глаза, выпуклые и мозаичные, будто живые. Они пугали меня, я накрыл трупик газетой и продолжил дремать. До конца обеда оставалось ещё девять минут.

* * *

– Привет-привет! – сказал мне Иуда на следующий день.

Он ждал меня около «Сколопендры», хотя моросил мелкий дождь, а на тротуаре было не протолкнуться. Всё вокруг бара кипело иностранной жижей: болельщики Бразилии праздновали победу. Особенно выделялся один, высокий и бородатый, – не человек, а тропическая птица. Он прикрепил к голове разноцветные перья, а за плечами нахлобучил крылья вроде ангельских.

– Здорово! – ответил я Иуде, и мы, пожав друг другу руки, зашли в бар.

Внутри кто-то курил кальян, поэтому воздух был слоистым от приторного дыма. Фидель поморщился.

– Чёртовы иностранцы! – прошипел он. – Когда они уже все разъедутся? Не жизнь, а зал ожидания в аэропорту.

– Ты чего такой злой? – спросил я, хотя тоже был не в духе. Меня долбило похмелье.

Иуда ответил, что ему плохо и грустно, а оттого что все вокруг счастливы – ещё хуже. Он заявил, что у него атипичная депрессия, из которой только два выхода: суицид или больничка. Впрочем, ни с харакири, ни с лечением Фидель решил не торопиться.

– Мудрое решение! – заметил я, когда мы сели за свободный столик. – Что будешь пить? Я угощаю.

– Нет-нет, ничего, – ответил он и вытащил из рюкзака термос с иван-чаем.

Я подошёл к барной стойке и купил себе яблочный сидр, потому что сидр – это метадон[7] после пивного запоя. Вчера я опять наклюкался «жигулями», как и позавчера, и позапозавчера, и четыре дня назад. С каждым новым днём организм всё хуже справлялся с «жигулёвским» похмельем. И я решил, что мне необходима передышка. Если уж не полный ЗОЖ, то хотя бы заместительная терапия. Нужно опохмелиться, но не уйти в крутое пике, в так называемый штопор.

– За тебя! – произнёс я тост и жадно глотнул сидра.

Сам факт попадания алкоголя внутрь организма уже ослабил похмелье, отпустил тревожные вожжи. Лицо расползлось в довольной улыбке.

– Кайф! – я вздохнул полной грудью и громко выдохнул.

Иуда пил иван-чай мелкими глотками, распространяя вокруг себя душистый аромат, как в бане. Не хватало только веника.

– За что ты так любишь этот напиток? – поинтересовался я.

Фидель ответил без раздумий:

– Иван-чай – это кладезь витаминов, в котором содержится две трети таблицы Менделеева.

– Полезная штука, значит? – уточнил я равнодушно, больше ради приличия.

Иуда взглянул на меня с выражением крайнего изумления, будто я усомнился в том, что Земля круглая.

– Издеваешься?

– Я просто никогда не пробовал иван-чай и ничего о нём не знаю.

Фидель недовольно мотнул головой и стал назидательно загибать пальцы, перечисляя, какую пользу несёт в себе это растение. Во-первых, укрепляет иммунитет; во-вторых, повышает мужскую силу, ну а в-третьих и самых главных, помогает с нервами. Иуда сделал большой глоток и шмыгнул носом.

– Если бы не иван-чай, я бы точно повесился, когда меня бросила Клава. В тот день я выпил четыре литра иван-чая. Он спас мне жизнь!

– Ну ты и монстр! – усмехнулся я. – Что за Клава? Рассказывай.

– Клава классная… топ-топ, – Фидель нервно мял ухо.

Вдруг он посмотрел на меня с напряжённым выражением лица, будто внутри него произошёл не словесный запор, а самый настоящий. Фидель хотел что-то громко выкрикнуть, высказать в грубой форме, но никак не мог на это решиться. Он глотнул иван-чая, и… напряжение его отпустило, тело расслабилось. Иуда откинулся на спинку стула и стал нежно рассказывать про туристку Клаву, про то, какая она красивая и добрая, просто лучшая.

– Мы-мы… мы должны были через неделю ехать с ней в Крым, Лисью бухту около Коктебеля. Ещё позавчера у нас с ней всё было серьёзно. А вчера она мне позвонила и сказала, что нам лучше расстаться.

Пауза.

– Почему же она так решила? – логично спросил я.

– Просто, – Фидель пожал плечами.

– Просто так даже мухи не трахаются! – возразил я и потребовал конкретного ответа. – Почему? Говори. Чистосердечное признание облегчает душу.

– Почему-почему, потому что она встретила другого! Какого-то альпиниста, ёбаного Лёшку! – выкрикнул Иуда, и дальше его речь размазалась картофельным пюре по тарелке.

Фидель распустил нюни: рефлексировал и корил себя, утверждая, что он сам во всём виноват, погубил их отношения, а Клава оказалась во всём права. Святая, непорочная Клава!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века