Возвратившиеся из чулана жена и дети тоже получили по грозди. Перед каждым крыльцом разыгрывалась одна и та же сцена: дети уписывали сине-черный виноград, счастливый отец наклонялся к щелям между планками и принюхивался, а собравшиеся мужчины, которым не привалило подобного счастья, желали ему хорошего винца. При этом они облизывались, воображая, будто и у них в чуланах выстраиваются батареи кувшинов.
Джино завидовал другим детям, тем счастливчикам, чьи отцы давили вино. Он стоял рядом с отцом Джои Бианко, но Джои был недостаточно богат, чтобы поделиться с ним виноградом – как и его папаша. Отец Джои был недостаточно богат даже для того, чтобы, отодрав планку от какого-нибудь ящика, дать попробовать виноград родственникам и близким друзьям.
Но вскоре настала очередь Panettiere, толстого и круглого, не снимающего своего белого пекарского колпака, принимать ящики, выстроившиеся перед магазином тремя пирамидами. Этот вскрыл сразу два ящика и угостил огромными гроздьями всех детей. Джино оказался тут как тут и не упустил своего. Panettiere прогрохотал:
– Ragazzi «Ребята (ит.).», помогите отнести – каждый получит пиццу.
Дети набросились на пирамиды с виноградом, как муравьи, и вскоре все ящики как по волшебству оказались в подвале. Джино не досталось ноши.
Panettiere окинул его осуждающим взглядом.
– Ах, Джино, Hglio mio, что же с тобой будет? Работа прямо-таки бежит от тебя, как ты ни стараешься. Ты должен уже сейчас зарубить себе на носу: кто не работает, тот не ест. Ступай!
Он собрался уходить, но сердитый вид мальчика заставил его передумать.
– Понятно, – сказал он, – на сей раз ты не виноват. Просто ты не больно расторопен, когда речь заходит о работе. Вот остался бы один ящичек, ты бы его прихватил, да?
Джино кивнул, и Panettiere жестом пригласил его в магазин. К тому времени, когда остальные дети выбрались из подвала и явились за вознаграждением, Джино уже шагал по авеню, уплетая пиццу. Горячий томатный соус моментально потеснил сладкий вкус и запах винограда.
В сгущающихся сумерках по мостовой носились крикливые дети с перепачканными виноградным соком и соусом от пиццы ртами, они взбегали на ступеньки моста и кидались обратно, подобно бесенятам, поднимающим оглушительный крик в преисподней, извивались в клубах пара, извергаемых грохочущим под мостом локомотивом, и стремглав мчались, уворачиваясь от снопов искр. Над ними громоздился каменный город, черный в предзимних сумерках. Дети хотели успеть наиграться всласть, прежде чем из окон прозвучат оклики, призывающие их возвращаться по домам. Они свалили пустые ящики из-под винограда в канаву, и мальчик постарше поджег обрывок бумаги. Десятую авеню озарили сполохи костра, вокруг которого тотчас выстроились дети. Над холодным каньоном погружающейся в сумерки улицы зазвучали материнские призывы, напоминающие протяжные возгласы пастухов, скликающих стада.
Лючия Санта стояла в окне последнего этажа дома номер 358 по Десятой авеню и глядела вниз, подобно богине, вознесшейся над облаком; облаком служила подушка без наволочки, на которую она опиралась локтями. Она сторожила своих детей и посматривала на остальных, поглощающих виноград, шмыгающих на мост и обратно, мелькающих в отблесках костра, забегающих в холодную тень ветреного осеннего вечера. В этом году холода пришли раньше срока. Лето, благословенный сезон отдыха для городского люда, окончилось.
Теперь начнется школа, а значит, изволь стирать белые рубашки и беспрерывно зашивать и гладить штаны. Детям придется носить ботинки, а не бросовые тапочки. Их надо будет вечно причесывать и стричь. Предстоит покупка вечно теряемых зимних перчаток, а также шапок и пальто. В гостиной рядом с кухней придется ставить обогреватель; за ним нужен глаз да глаз, его надо вовремя доливать. Изволь откладывать деньги, которые пойдут зимой на врачей. Лючия Санта подумывала и о том, чтобы ради экономии посылать Сала приворовывать уголь на сортировочную станцию. Но Сальваторе слишком робок, и подобные приключения не доставляют ему удовольствия. Джино для этого уже непригоден: он вырос, и с ним могут обойтись, как с настоящим преступником. На какие только хитрости не толкала Лючию Санту беспросветная бедность!
В оранжевом отблеске костра она разглядела мальчика, который, отойдя подальше, разбежался и перепрыгнул через огонь. Джино! Что же останется от его одежды? Его примеру последовал мальчуган поменьше – этот приземлился на самом краю костра, подняв сноп искр. Когда Лючия Санта увидела, что Джино готовится ко второй попытке, она произнесла вслух: «Mannaggia Gesu Crist», забежала на кухню, вооружилась черным tackeril и ринулась вниз по ступенькам. Октавия подняла глаза от книги.