Счастливая Женька. Начало

Редко Зинаида Евгеньевна и её дочь Женя проявляли такое единодушие, как в стремлении любыми путями воспрепятствовать осуществлению их внуком и сыном задуманного. Женя, как и раньше, работала на пределе сил и возможностей. У неё появилась ещё одна работа, третья. Благодаря Тусе, которая вышла из декретного отпуска, Женя теперь по вторникам и субботам, работала в стоматологическом кабинете психоневрологического диспансера. Ей к осени необходима была определенная сумма для того, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос с Димкиным призывом. Ему об этом решении она пока не говорила, вполне справедливо опасаясь бурной негативной реакции. Алкогольные срывы происходили все с той же регулярностью. Женька старалась как-то управлять этим процессом, чтобы, по крайней мере, это не бросалось в глаза. Она в совершенстве овладела искусством маскировки и лицедейства. Нежелание разговаривать с кем-либо из-за сильного перегара выдавалось за усталость и отсутствие времени. Воспаленные глаза и покрасневшее лицо за скачки артериального давления. Повышенную жестикуляцию, местами хаотичную координацию движений и странные ужимки, за беспредел от руководства и возникновение непредвиденных затруднений. И даже, когда Женьке не удавалось никого ввести в заблуждение (физически не хватало времени прийти в себя), глядя на нее, легко верилось, что в этой ситуации никто бы не устоял.

С Туськой восстановились понемногу старые дружеские отношения, которые, хоть и с легким креном, но, тем не менее, устояли перед испытанием временем, расстоянием и довольно запутанными треугольными отношениями. Правда, работала Женя в одном с ней учреждении всего дважды в неделю и в отдаленном здании, но они старались использовать даже малую возможность для общения. То есть старалась больше, конечно, Туся. Женя была рада её видеть, узнавать последние новости (Туська, как и раньше, была лучше других осведомлена обо всем на свете), охотно соглашалась выпить кофе в буфете, поболтать о том, о сем, и ни о чем, живо интересовалась новыми успехами в познании окружающего мира их с Сергеем двойняшек, но, пожалуй, и только.Что-то ушло из их общения. Незаметно, но совершенно точно, ушло. Женя, по крайней мере, это хорошо чувствовала. Исчезла легкость и свобода общения. Понизилась его значимость и качество: если удалось встретиться, поболтать по душам – здорово, нет – тоже не страшно. Испарилась необходимость присутствия в жизни друг друга. То естьускользнули основные составляющие настоящей дружбы. Но Туська как будто этого не замечала, оставаясь, как и прежде, жизнерадостной и открытой. Евгения же, тонкочувствующая, обладающая развитой интуицией, поняла все и сразу. Но восприняла эти перемены совершенно нормально, как логическое и неизбежное завершение очередного этапа в своей жизни.

21

Гарик с трудом разлепил веки и ощутил тошнотворный металлический привкус во рту. Он непроизвольно застонал, отвернулся к стене и прикрыл глаза. Просыпаться не хотелось. Было невыносимо страшно встречать ещё один день. Практически невозможно. Снова пытаться найти какое-то решение, о чем-то думать, что-то предпринимать… Опять лихорадочно соображать, что говорить (читай: врать) отцу.Нет, об этом не может быть и речи, по крайней мере, сейчас, на трезвую голову. Трезвой его голова была, весьма, конечно, относительно. После такого-то количества выпитого накануне. Вчера Гарику исполнилось 36 лет. Вот он с ребятами и отметил это знаменательное событие. С коллегами, проще говоря, такими же доблестными работниками стройки, как и он. Хотя день рождения его поводом был чисто условно. В том смысле, что пили они, в любом случае, каждый день, вне зависимости от наличия уважительной причины. Ну да, в последние месяцы Гарик работал на стройке. И даже, собственно говоря, здесь жил. А что ещё делать человеку, которого поперли из армии? И об этом ещё никто из близкого круга не знает. Да это бы и не сильно беспокоило Гарика, если бы в этот самый круг не входил отец.Сам Гарик был уверен, что его тупо подставили. А что же ещё? Даже не просыхающего вообще никогда зам. по тылуМихайлова оставили служить, а его, Гарика, уволили. Что это, нормально? Где, разрешите поинтересоваться, справедливость? Толика Михайлова даже пугали судом чести, на что он, длинно сплевывая, с ленцой отвечал: «Здоровья не хватит! Пусть раньше выпьют с мое, сукины дети, – в этом месте Толян обычно громко рыгал, ихрипло гаркал, – Срать стоя будут!»