Счастливая Женька. Начало

Молодые родители жили у Галины Аркадьевны, туда же привезли своего новорожденного сына. О том, чтобы снимать жильё или привести жену и сына к Элеоноре, не могло быть и речи. Да она и не звала. Лёня учился и с третьего курса уже подрабатывал на скорой. Вот где пригодилсяего юношеский санитарный опыт. Женя тоже учебу не бросала, даже умудрилась полгода растить Димку на грудном молоке, – сцеживалась, или, если получалось, забегала между парами и кормила ребенка. С малышом сидела Галина Аркадьевна, в свои семьдесят была она полна энергии, отлично справлялась и с хозяйством и с ролью прабабушки-няни. Ведь она опять была востребована. Более того, в ней нуждались! Галина Аркадьевна, как много раз в своей жизни, мобилизовалась, почувствовав невероятный прилив сил, закатила рукаваи принялась за дело. Иногда ночью, жалея измотанных учебой, работой и своим новым социальным положением – родителей-студентов, брала плачущего младенца и уносила к себе, качая и докармливая сцеженным накануне молоком.

Элеонора уже второй раз лежала в наркологии. Официально уже давно нигде не работала. Лёня после учебы и перед сменой, навещал её и поддерживал, как мог. Элеонора, полуприкрыв глаза, сухими губами шептала:

– Я чувствую, как сквозь меня проходит время, понимаешь, Леон, просто чувствую физически, – потом обязательно добавляла – Я не могу стареть, не умею. Эля стала плаксивой и раздражительной. Обвиняла сына, в том, что он так рано сделал её бабушкой, жаловалась, что её никто не любит, плакала, успокаивалась и интересовалась, как она выглядит. Лёня уставал и звал доктора, которого хорошо знал ещё с тех пор, как работал здесь санитаром. Молодой нарколог, которого явно не оставили равнодушным прелести Элеоноры, много с ней возился, советовал остаться на реабилитацию, посещать группы поддержки и завязать хотя бы с наркотиками:

– Сердце измотано, печень увеличена, нервная система расшатана до крайности, – стараясь не смотреть в вырез атласного халатика, повторял врач, – Я ни за что не поручусь, что вы выкарабкаетесь следующий раз.

– Да ты что, док, неграмотный что ли, – искренне удивлялась Эля, – Опиатные нарки тоже бы хотели потягивать сухое вино и курить легкие сигареты с ментолом, – Элеонора перекинула ногу на ногу, выставляя не без удовольствия, из-под гостеприимно распахнувшегося голубого атласа изумительные ноги, – Но это кайф бычий, понимаешь? Настоящий – только в маке, на конце иглы… А то что здоровье малёк потрепалось, это ничего… Жизнь без кайфа – не жизнь, понял, док?

Но потом входил сын, настроение её из игриво-кокетливого, мгновенно становилось плаксиво-жалостным. Лёня говорил какие-то ободряющие слова, комплименты, целовал мать перед уходом, но через пару дней все повторялось снова.

Женька несколько раз порывалась навестить свекровь, но Лёня махал руками и просил этого не делать.

– Ну почему? – не понимала Женя, – Я возьму Димку,куплю фруктов. Ей приятно будет, болеет же человек.

Лёня живо представил, как его матери будет приятно, когда молодая, цветущая Женька войдет в палату к матери во всем блеске своих двадцати лет, свежего, так идущего ей материнства и неуловимой женственности. Ленчик так живо представил, как «счастлива» будет Элеонора, что рассмеялся, замахал руками и попросил этого не делать:

– Просто поверь мне на слово, тем более наркология совсем не место для маленького ребенка, – Лёня глянул на Женьку, опять представил Эличкину реакцию, заржал и вышел из комнаты.

– Да ну тебя, Лёня, дурак какой-то… – сказала жена ему вслед и пошла сцеживаться.