– Да не сможет ни одна сиделка с ней, пробовали уже! Да и денег едва на лекарства хватает, ты хоть раз поинтересовался, сколько элементарный трамадол или кодеин стоят? А это не самые дорогие препараты. Что ты от меня хочешь? Бросить её и ехать готовить тебе ужин? Мне, ты думаешь легко? Ане в этом месяце три года уже исполнилось, а я где была, да здесь старалась купировать очередной приступ! – Женя уже плакала навзрыд, – Сереженька, я понимаю, что это неправильно, но не могу я её бросить особенно сейчас, когда ей так плохо… – Женя посмотрела в сторону комнаты и скорей угадала, чем заметила какое-то движение там, – Я перезвоню, Сережа…. В два прыжка она оказалась у кровати бабушки. Та сидела необыкновенно прямо в своей постели и, улыбаясь, ласково смотрела на внучку.
– Евгеша, я сейчас во сне видела Женечку. Твоего родного дедушку, ах как он улыбался и махал мне рукой. И только я собралась к нему, он растаял, как облако. И сразу же я увидела, что лечу в самолете, в таком же мы с Николаем в 1980-м году летели в Симферополь, даже кресла такие же. Мы в то лето отдыхали в Крыму. Так вот, лечу я в самолете, а рядом сидит генерал, да такой важный, и говорит мне: «Посмотрите, Галина Аркадьевна, какой чудный город внизу, это наш город. И мы соседи с вами…» Я глянула, а внизу совершенно одинаковые ровные домики, и на каждом имя и фотография жильца. А самолет так низко летит, что некоторые фотографии даже можно рассмотреть, и я все смотрю, смотрю так внимательно, и тут проснулась, – бабушка продолжала улыбаться и всматривалась куда-то сквозь Женьку, – Еремеев Иван Васильевич, – вдруг громко и раздельно произнесла Галина Аркадьевна.
– Это кто, знакомый твой? – спросила Женя, выжимая в миску губку для обтирания. БабГаля вздрогнула и непонимающе уставилась на внучку, как будто только сейчас её заметила.
– Так звали генерала, что летел со мной в самолете… Странно, откуда я это знаю, он же не представлялся. Евгеша, лекарство, моя голова… И тут же, без всякого перехода, закричала,повалилась набок, схватилась руками за голову. Женя уже набирала шприц правой рукой, а левой привычно обхватила бабГалю за плечи и легко ввела иглу. Галина Аркадьевна затихла только через час, продолжая удерживать внучку за руку. Женя попыталась встать, – хоть бабушка уже ничего не могла принимать, кроме пары-тройки ложек жидкой кашки и слабенького, травяного чая, всё-таки нужно было что-нибудь приготовить. «И поесть к тому же самой, неизвестно, какая ночка её ожидает, хотя почему неизвестно, очень даже известно…обычная… среднестатистическая…варфоломеевская ночка…» – мысли текли не спеша и вязли на каждом слове, как муха в густом сиропе, Женя опустилась в сон, как в тотальный вакуум, ни звуков, ни действий, ни переживаний.
Она вскочила глубокой ночью, бабушка хрипела. Началась агония, ик рассвету Галина Аркадьевна скончалась. На дворе стоял хмурый, серый, больше дождливый, чем снежный, февраль 2003-го. Женя не любила этот месяц, уже и не зима, которая к этому времени изрядно поднадоела, но и до настоящей весны далеко. Хотя в этот раз погода точно соответствовала её внутреннему состоянию. Слез уже не было, Женя вообще ничего не чувствовала сейчас, осталась только безграничная, какая-то вселенская усталость и апатия. Ещё была смутная горечь от утраты, сама себе она казалась одинокой, покинутой и несчастной. Она знала, что ей будет очень не хвататьбабГали, но сил на то, чтобы осознать и прочувствовать это по-настоящему, у неё уже не осталось. Она обратила внимание на свежую могилу недалеко отбабушкиной, сплошь заваленную живыми и искусственными цветами. Памятника ещё не было, но над венками Женя заметила цветнойпортрет нестарого мужчины в офицерском мундире и генеральскими звездами, прикрепленный на деревянном щите и надписью на нём большими печатными буквами: Еремеев Иван Васильевич 29.01.1943–16.02.2003.
10
–
А я тебе говорю, ты молодец! Сколько можно за эти жалкие копейки пахать на государство? – Лёха встал и торжественно продолжил, – Итак, прошу внимание, дамы и господа! Предлагаю тост за нашу дорогую бизнес-леди Евгению Валерьевну! За успех и процветание её лучшего, я уверен, в нашем крае, а может и всей эрэф, частного стоматологического кабинета! Ура, товарищи! – Лёха по очереди чокнулся с бабой Маней, Толиком-чеченом и Женькой. Снова беременная жена Майка, с невинным и томным видом сидела в кресле, и делала вид, что не пила. Их младшая пятилетняя дочь Леночка, утомленная накалом многочасового застолья, спала прямо тут же,на общей кухне, примостившись возле матери в большом старом кресле испокон веку тут стоявшему, и неофициально принадлежавшем, как и другие предметы домашнего обихода, с невыясненным или тёмным прошлым, бабе Мане. Она и продолжила, стрельнув огненно-карим глазом в сторону Алексея: