Счастливая Женька. Начало

– Мы так не договаривались, Лёня, это не очень порядочно с твоей стороны! Без предупреждения…Мальчик идет в новую школу, в чужом огромном городе, а я даже не увижу его, не смогу проводить… И, потом, твоя жена? Каково это ей? Ты и так всю неделю пропадал у нас, а сейчас вдобавок привел совершенно незнакомого ей ребенка и сообщаешь, что он тут будет ночевать… Леонид нетерпеливо ответил: «Ни незнакомого ребенка, а своего сына…Это во-первых, Женя. Во-вторых, неужели ты думаешь, что Виктория не знает о том, что вы приехали, или о том, что у меня есть сын от первого брака, или о том, куда я ездил всю неделю? У нас доверительные отношения, понимаешь? И мы поддерживаем во всем друг друга. Она замечательно приняла Диму. И в-третьих, что значит без предупреждения?! Ты что не знала где твой сын? Он находится со своим отцом, прости, но я не стану отчитываться тебе постоянно о каждом нашем шаге. Женя почувствовала что-то напугавшее её в этом разговоре, какую-то скрытую угрозу, которую она пока не могла себе объяснить. А может ей так показалось? С чего она вообще решила, что ей что-то угрожает? Он им так помогает, бесплатно предоставил квартиру, куда-то позвонил, и её пригласили на собеседование в центральную больницу, устроил Димку в отличную гимназию и помог с садиком для Ани, к тому же организовал великолепные московские каникулы! Разве она могла бы это сделать без помощи Лёни, да ещё и за такое короткое время? Самое большее, на что она могла рассчитывать, – это съемное обшарпанное жилье где-нибудь на выселках, да ещё и за бешеные деньги, заштатная средняя школа там же, и работа для неё у черта на куличках в какой-нибудь городской поликлинике. Женьке почти удалось себя убедить, что она несправедлива к Лёне и, возможно, раздувает из мухи слона. И хотя полностью избавиться от неприятного осадка не получилось, Женя решила не накалять ситуацию и вполне миролюбиво проговорила: «Лёня, я только за то, чтобы вы общались с сыном, и я, правда, очень рада, что и твоя жена за это, но ты и меня пойми: в течение восьми лет ты не проявлял особенного рвения для восстановления и поддержки отношений с Димкой, а тут вдруг такая активность и участие!» Лёня тут же примиряюще добавил: «Я дурак молодой был, понимаешь? Не ценил, что имел, разбазаривал. Очень жалею сейчас, ты не представляешь как! Такой парень у нас… – Леня помолчал, а затем с жаром продолжил, – Я хочу быть в его жизни, хочу видеть, как он взрослеет, помочь ему встать на ноги». После паузы Женя сказала: «Возможно, я ещё не совсем готова к таким стремительным изменениям. Боюсь, что и Димка тоже. Прошу тебя, дай нам время, не дави, и не старайся восполнить пропущенные годы вот так сразу, это настораживает, утомляет, и честно говоря, немного пугает. Не думай, пожалуйста, что я неблагодарная, не вижу, и не ценю то, что ты для нас делаешь и как помогаешь. Просто дай возможность Диме осознать и принять тот факт, что вы снова есть в жизни друг друга и поверить, в то, что больше ты не исчезнешь». В конце разговора попрощались вполне дружелюбно, условившись, что Дима вернется сразу по окончании первого учебного дня. Закончив разговор, Женя опять с досадой подумала о том, что не надо было ей соглашаться на эту чертову гимназию с её несколькими иностранными языками, основами бизнеса,экологией и прочим. Мальчику далеко ездить, в одну сторону больше часа, и о чем она думала? О сыне и думала, – сама себе ответила Женька. Когда Лёня рассказал о качестве образования в этом учебном заведении, о том, что это, по сути, определенная и вполне надежная стартовая площадка для поступления в московский университет, да и остальные ВУЗы столицы, когда на сайте гимназии она увидела эти компьютерные и лингафонные классы, спортивные залы, бассейн, то удаленность гимназии от места их проживания, не слишком её волновала.И она полностью отдавала себе отчет, почему ей это казалось таким заманчивым и притягательным. Это был какой-то другой мир. Что-то совсем иное, не то к чему они привыкли. Конечно же, ей очень хотелось, чтобы, если уж не она, то её дети попали бы туда. В то место, которое не для всех, а лишь для избранных. Откуда можно не довольствоваться тем, что есть, а уже самому выбирать, куда и в каком направлении двигаться. Женька была уверена, что оттуда гораздо больше видно открытых дверей, сиречь, возможностей. Но сейчас ей это вовсе не казалось таким уж однозначным. Как её старший ребенок будет всё успевать? – Но вообще-то, в Москве почти все так живут, – тут же постаралась успокоить она себя. Ещё и не столько тратят на дорогу. Но Женя понимала, что дело тут не только в расстоянии… Что-то ещё тревожило и мешало сосредоточиться… Ах, да, Лёня, интонация его голоса явно поменяла окраску. Женя вспомнила, как перед самой выпиской из наркологии, к ней пришла мать. Леонид, приехав к сыну, видимо сообщил её родителям о том, что она уезжает в Москву вместе с детьми и Зинаида Евгеньевна, стоя вместе с дочерью возле большого окна, пыталась убедить её это не делать. Женя находилась в стационаре уже 15 дней, она прошла очистительные процедуры и капельницы, беседы с психологом и врачом-наркологом, выполняла рекомендации специалистов и общалась с людьми, посещала группы и вела дневник реабилитации. Но все это она делалане потому чтоочень хотела или считала это необходимым для своего выздоровления, а потому что так сказали, так делали все. А сопротивляться или что-то доказывать не было ни сил, ни желания. Физически она стала чувствовать себя лучше, но душевное состояние практически не изменилось. От успокоительных и снотворных препаратов, которые она принимала, так как у неё отмечалось нарушение сна, общая тревожность и рассеянное внимание, Женя ощущала себя кем-то на подобии медузы. Кроме того, очень скоро, ей предстояло кодирование, и это тоже вызывало опасения и беспокойство.Психолог кроме раздражения ничего вызывала: это была ухоженная, со вкусом одетая молодая женщина, которая даже сидя умудрялась смотреть на пациентов «сверху вниз». По крайней мере, у Женьки создавалось такое впечатление. Были ещё терапевтические группы и группа, которую проводил врач-нарколог по 12-шаговой программе «Анонимные Алкоголики». Оттуда Женя просто сбежала, ей показалось, что её заманивают сектанты. Какой ужас! И это в государственном учреждении! Ей даже захотелось написать об этом куда следует, проявить, так сказать бдительность, и рассказать, что происходит средь бела дня под самым носом у Минздрава. Но она этого не сделала, ведь тому, кто хочет быть одураченным помочь нельзя. Это она знала совершенно точно. И потом, она чувствовала такую вселенскую апатию, усталость и разбитость, что ей еле-еле хватало сил стоять рядом с матерью и слушать её. Тем более, она почти всегда знала, что скажет мать. Заранее. И в этот раз, Зинаида Евгеньевна не обошлась без всегдашнего спича о вреде пьянства в целом и женского, в особенности. Женька мысленно закатила глаза и стиснула зубы, – Сейчас скажет: «Ты же мать, ты же – женщина! Ты знаешь, что женский алкоголизм не излечим? Вот до чего ты докатилась: сначала психушка, теперь наркология, молодец, есть чем гордиться!» Женька столько раз это слышала, ей было так мучительно и тошно, от всего, что с ней происходит, что даже не показалось забавным, когда мать почти дословно озвучила то, что вертелось у неё в голове. Женя закрыла глаза, просто не было сил больше держать их открытыми. Зинаида с промелькнувшей тревогой глянула на дочь, – Что с тобой? Женька, не открывая глаз, нехотя ответила, – Ничего, устала просто. Мать помолчала, но, не выдержав долго, едко спросила: «Интересно, отчего ты устала, ты ведь ничего не делаешь!?» Женя медленно открыла глаза, – От этого устаешь намного больше. Мать только сейчас заметила глубокие тени под глазами дочери, но вслух сказала: «Кто тебе виноват? Ты одна во всем виновата, так как выбрала этот путь». Женя не выдержала и поморщилась: «Хорошо, хорошо, я одна виновата, я не спорю, только ты это уже говорила раз двести, может, хватит? Ты же видишь, что ничего не меняется, значит это не работает! Приходило тебе в голову сказать или сделать что-то другое, а не то, что всем и так давно известно??!! Ты можешь, хоть когда-нибудь перестать быть человеком в футляре, а постараться быть просто человеком?» Женя поняла, что если она сейчас не уйдет, будет только хуже, – Я вернусь в палату, спасибо, что зашла». Мать взяла её за руку и быстро заговорила: «Женя, дочка, послушай, не надо тебе везти ребят в такую даль. Оставь их с нами, мы справимся. – Видя, что Женька нетерпеливо взмахнула руками, Зинаида сбивчиво, но горячо и искренне, продолжила, – Я понимаю, тебе сложно здесь начинать сначала, хочется перемен, чего-то нового, и мы не против, конечно, но, Женя, а дети при чем? Зачем ты их срываешь с насиженного места? У Димы такой сложный возраст – 14 лет, к тому же у него и характер непростой, зачем ему менять школу, подумай, дочка?» Женя удивленно глядела на мать и думала, – Ну надо же, два раза дочкой назвала, что это с ней? Но вслух сказала: «Дети едут со мной, это не обсуждается, хватит с меня их отцов, – затем с усмешкой глядя на мать, не удержавшись, добавила, – Ну что, как там мой брат Ярослав? На свадьбу чего ж не позвали?! А, ну да, ну да, куда ж меня в ваше высококультурное, трезвое общество, ещё чего доброго опять оскандалюсь да напьюсь, и вам опять будет за меня стыдно… Хотя в общем-то, вам же не привыкать…Верно?» Всю эту тираду Зинаида Евгеньевна выслушала молча, поджав губы и глядя в окно, за которым мягко падал снег, затем она, будто очнувшись, повернулась к дочери со словами: «Ты все ёрничаешь… – затем также неторопливо, как будто через силу хмуро добавила, – Какая там свадьба, Славик наивный и глупый ребенок просто по сравнению с этой разбитной девахой, алчная, меркантильная и одевается, как… – Проститутка! – громко выпалила Женя, радостно засмеявшись, будто ничего приятнее и веселее не слышала, – Ой, не могу, – отсмеявшись и вытирая салфеткой глаза, еле выговорила она, – И как вам только удаётся это? А ещё говорят, что в мире нет стабильности и постоянства. Ещё как есть! Вот папы нет здесь, а я как-будто его вижу и, главное, слышу. Ты ещё не начала говорить, а я уже знаю, что ты скажешь. И Ярик у вас такой же… Постоянный и неизменный… Все правильно, от добра добра не ищут, так ведь, кажется? Лучше мамки не найти ему, хоть сто лет ищи!» Зинаида,разглядывая смеющуюсядочь,молча кивала в такт своим мыслям, словно говоря: «Ну-ну, я так и знала, ничему жизнь её не учит, что ж ладно, я не знаю, чем ещё могу помочь своей несчастной дочери. Простите, но я умываю руки..». Вслух же она произнесла, направляясь, в сопровождении Жени, к выходу: «И всё-таки подумай ещё раз на счет детей. В тебе сейчас говорит обида, тебе кажется, что тебя обманули, предали, – Дай мне закончить, пожалуйста! – увидев, что Женя собирается её перебить, быстро сказала она, – Ты,возможно, когда-нибудь поймешь, что это было сделано для твоего же блага, – Мать снова протестующее выставила ладонь, – Да, именно, для твоего блага, тебе сейчас в это поверить, ещё раз скажу, трудно и даже невозможно, но это так. А что касается детей, Женя ты ведь знаешь, мы с папой их любим, оставь их с нами, хотя бы на время, пока не устроишься, не дергай, посреди учебного года, в разгар зимы, к тому же, ты… ещё слишком нездорова, чтобы все это преодолеть даже одной, не говоря уже о детях. Это очень тяжело, дочь, особенно без поддержки. А Лёне, на твоём месте, я не стала бы доверять, скользкий он какой-то, и всегда таким был. Кроме того, известно, что в одну реку нельзя войти дважды. Зачем он вообще объявился, мы с папой были против этого, – мать обвела рукой вестибюль медицинского учреждения, в котором они находились, – Мы с папой считаем, что ни к чему это все афишировать и предавать огласке, сама понимаешь, гордиться тутнечем, но Лёня сказал, что ты хочешь лечиться сама… – она пожала плечами и вздохнула, – Хотя, как по мне, глупости это, и позородин, еслибытолькотызахотела взять себя в руки, проявить, хоть немного, силы воли, – Зинаида, не договорила, и, совсем, как когда-то Галина Аркадьевна, её мать, в сердцах махнула рукой.