Сейчас Женя все это в подробностях вспомнила и задумалась. Она сидела в чисто убранной, но неуютной, и, главное, не своей квартире, уставленной разнокалиберной мебелью. В маленькой комнате спала её пятилетняя дочь, с компрессом на шее. Здесь все ещё стоял несильный запах лекарств.Аннушка,разморенная и утомленная доморощеннымиметодамилечения простуды, от втираний, припарок и горячего молока с медом,уснула сегодня рано, её темные волосы, блестящими кольцами, обрамляли лицо, причудливым веером распределялись по подушке и, большими кольцами, свисали вниз. Женя поправила дочери одеяло, прикоснулась губами ко лбу, и, убедившись, что нет температуры, подошла к окну. Вдоль улицы горели фонари, и в детской было светло, как днем. Опять повалил снег, по дороге клубилась поземка. Эта картина напомнила Жене, что и Новый год и всю праздничную неделю после, – она снова глянула на спящую дочь, – как и Анино пятилетие, она встретила в наркологическом диспансере. И отчасти, была этому даже рада. Она не могла бы поручиться, что будь иначе, она бы стояла в теплой комнате, где спала её маленькая дочь в юго-западном районе города Москвы и не готовилась выйти на работу в столичную клинику, а её сын не шел бы на учёбу в престижную гимназию. Всё могло быть совсем по-другому. Гораздо хуже. Настолько хуже, что Женя боялась и не хотела об этом думать. Позже, она, неоднократно, вспоминала именно этот тихий, уютный и невероятно долгий вечер, полный размышлений и самоанализа. И она знала, почему именно этот вечер чаще всего ей вспоминался, когда она думала о своём московском периоде жизни. Он являлся своеобразной точкой отсчета, терминальным этапом её прошлой жизни и капитанским мостиком от дня вчерашнего в день будущий.
Назавтра, к вечеру,приехали Лёня с Димой, с многочисленными покупками, радостныеи счастливые. Димка был во всем новом, с порога,взахлёб, начал рассказывать матери о гимназии, бассейне и одноклассниках. Ужин прошел шумно и весело. Женя, выслушав их, в свою очередь, рассказала, что благополучно прошла собеседование и уже оформляется. Как только пройдет медосмотр, выходит на работу. После ужина, когда дети вышлииз-за стола, Леонид объявил Жене, что им нужно поговорить. Женя моментально напряглась и засуетилась, про себя успев подумать – чего это я, как в дурацкой мелодраме, в самом деле. Вот тогда-то Лёня, отодвинув от себя чашку, и глядя на Женьку ясным и нежным взглядом, сказал, что по его глубокому убеждению Диме лучше жить с ним. Женька, как это часто с ней бывало в чрезвычайных ситуациях, лучезарно улыбнулась, хотя, ситуация, мягко говоря, совершенно к этому не располагала и переспросила:
– Что, прости? – она продолжала улыбаться, как клиническая идиотка, – тут же промелькнуло в голове, – хотя явственно чувствовала, как на голове зашевелились волосы.
– Жень, – мягко ответил Лёня, ты прекрасно слышала, – И если ты не начнешь, как обычно, идти на поводу своих чувств и импульсов, а включишь голову, то согласишься со мной.
– Как ты можешь такое вообще предлагать? – тихо спросила она его. – По-твоему, ребенок – это вещь, которая если не нужна или мешает, то забыл или выбросил, а если надо снова подобрал?