Счастливая Женька. Начало

Если раньше Женьке казалось, что она работает в полную силу, то только потому, что она не была знакома с тем графиком, который с легкой руки нового заведующего и после весьма содержательной беседы с ним, прочно вошел в её жизнь. Она вставала в шесть утра, готовила детям завтрак, а также какой-нибудь незамысловатый ужин, поднимала дочь и сына, неслась с Аней в садик, затем отправлялась на работу, где занималась легальными и нелегальными больными до позднего вечера. Дочку часто забирала и сидела с ней до прихода Жени няня, соседская девушка. Сыну это поручить уже было трудно, так как он и сам частенько приходил не на много раньше матери. Женя очень уставала, так как ещё никогда не работала в таком ритме. Утешением для неё служило то, что она и получала за свою работу хорошие деньги. Было приятно осознавать, что не нужно больше считать копейки и высчитывать, сколько осталось дней до зарплаты. Хотя и тратить заработанные деньги особенно было некогда. Женя не заметила, когда наступило лето. Димке Лёня взял за бешеные деньги путёвку в Чехию, на два месяца, в спортивно-лингвистический лагерь, где вожатыми были носители языка, а Анюта вместе с заехавшим за ней отцом, направилась в деревню, к родителям Сергея, где в это самое время находилась и Туся с малышами. После того, как дом опустел, Женя почувствовала себя в некоторой растерянности. С одной стороны, её перестали, хотя бы временно, мучить угрызения совести, что дети постоянно либо одни, либо с чужим человеком. А сдругой, – её вовсе не прельщала мысль оставаться наедине с собой, даже на короткое время.В последнее время ей не всегда удавалось выкроить хотя бы один день в неделю, чтобы сделать выходной. Она понимала, что так нельзя, но часто не могла что-либо изменить, так как почти всегда это касалось не только её, но и заработка остальных людей. Они были повязаны, как члены какой-то мафиозной группировки. Но сейчас, когда дети разъехались, она была этому только рада. Навицкий, видимо расслышав её невнятную просьбу, больше не стал каким-то образом выделять её на общих собраниях, но, тем не менее, отношение к ней коллектива лучше от этого не стало. Светлана Ивановна, её напарница, демонстративно Женьку игнорировала, проходя мимо, шипела что-то неразборчивое и при первой же возможности ушла работать в другой кабинет. Поведение остальных коллег также не сильно отличалось душевностью и желанием сотрудничества. Это вызывало у неё легкое недоумение, не больше, так как сильно огорчаться, или долго расстраиваться по этому поводу времени и сил не было. С теми же, с кем она шла, так сказать, в одной упряжке, с кем была связана невидимыми, но прочными, как нейлоновый канат, деловыми отношениями, она почти не была знакома. Их объединяли исключительносуммы выплат, объем работ и количество пациентов. Может быть, поэтому так не нравились коммуникабельной и эмоциональной Женьке её одинокие вечера. Приходили в голову мысли, что она несчастная одиночка, у которой ни подруг, ни друзей, ни мужа. В один из таких вечеров, она открыла подаренный благодарным пациентом дорогой коньяк, зачем-то принесенный ею домой, налила в бокал, из подаренного тоже набора, и позвонила Лёне. Она знала, что они с женой отдыхали в Праге, и Леонид ездил к сыну в лагерь. Женька надеялась услышать захватывающую историю о великолепном отдыхе сына, и заодно рассказать ему о своём желании съехать. Но Лёня был явно не в духе, по поводу Димки отделался банальными фразами, а на счет квартиры вяло рекомендовал найти лучшее применение её деньгам. И после, сославшись на занятость и извинившись, положил трубку. Возможно, поэтому на следующий день она хоть и с тяжелым сердцем, но, практически не раздумывая, согласилась обсудить с Виктором Владимировичем Навицким «кое-какие детали рабочего процесса» в уютном ресторанчике, недалеко от больницы. Время от времени Женя сталкивалась, так или иначе, с Навицким, который ей на ходу, то бодро кивал, то интригующе подмигивал. Она не знала почему, но этот человек внушал ей почти физически ощущаемую неприязнь. Женя пыталась в этом разобраться, но у неё ничего путного не выходило. То, что объективно, должно было бы само по себе вызывать симпатию: приятная внешность, стройное телосложение, интеллигентность, достоинство, самоуважение, значимый статус, кроме отвращения не вызывало у Евгении ничего. Хищное лицо, с бегающими глазками, пижонство и злоупотребление служебным положением, – Вот как это называется, – думала Женька, напрочь отметая то, что она сама в этих самых злоупотреблениях принимала весьма активное участие. Женя считала, или, говоря проще, договаривалась с собственным моральным кодексом чести, посредством размышления о том, что они (врачи и зубные техники), совершают благое дело, в отличие от шефа, который, как рэкетир, крышует и снимает пенки, но сам при этом ничего не делает.А они возвращают здоровье и красивую улыбку людям, избавляют их от необходимости длительного лечения, за меньшую сумму, да ещё и с гарантированно высоким результатом. Потому что по левым нарядам обслуживались, в основном, друзья, родственники, коллеги и знакомые сотрудников медицинского учреждения. И лечили их, как правило, быстро, качественно, по умеренным ценам иуж конечно, без назначения лишних или несущественных, но дорогостоящих процедур. Поэтому, когда они вместе спускались на лифте, и Навицкий пригласил её на ужин, она, представив свою пустую и темную квартиру, почти сразу же, хотя и без особого воодушевления, согласилась. Они вышли из машины, и пока направлялись к ресторану, обсуждали преимущества езды на метро. Виктор Владимирович признался, что спускался в метрополитен последний раз около десяти лет назад. Усевшись на свои места (как Женя узнала позже, столик шефом был забронирован за несколько дней, хотя пригласил он её, как бы между делом, в лифте), Женя оглядела помещение, в котором оказалась. Видимо хозяин ресторана являлся битломаном, так как все стены уютного, довольно просторного зала были увешены черно-белыми фотографиями знаменитой ливерпульской четверки, сделанными в разное время, в многочисленных вариациях от портретов, до групповых снимков. Исторические сведения, касающиеся непосредственно этих молодых людей, также были забраны в рамки и расположены в якобы случайном, творческом беспорядке.Подсвеченные индивидуальным мягким светом, они располагались, то между внимательным и всегда серьезным взглядом Джона Леннона и обаятельной детски-наивной улыбкой РингоСтарра, то между безумными, выхваченными умницей-фотографом из многотысячной толпы зрителей, жуткими в своей отрешенности и неизбывной муке, глазами фанатов. Музыкальное сопровождение было, разумеется, представлено исключительно музыкой Битлз – вечной, юной и завораживающей. Жене показалось странным, что при всем этом ресторан назывался «Белый кролик», призывно и гордо мигающий в вечерней темноте неоновым изображением одноименного домашнего животного. Они сделали заказ, немного поговорили о текущих делах, в частности, о нашумевшем, получившем совсем нежелательную огласку случае в их больнице, когда у молодой женщины-пациентки вследствие реакции на обезболивающий препарат, возник чудовищный по своей силе аллергический приступ, чуть не закончившийся летальным исходом. Врачу, молодому специалисту, на приёме которого случился данный инцидент, пришлось оказывать медицинскую помощь вместе с его несчастной жертвой. – А все почему, – сдвинув брови и вращая глазами, задал риторический вопрос Навицкий, – А все потому, что мы жалеем, этих тупоголовых недоврачей, прикрываясь извращенной коллегиальностью и псевдопрофессиональной этикой! Он вдруг замолчал, посмотрел в упор на Женю, а потом снова расфокусированным взглядом стал блуждать по залу, продолжая говорить с того же самого места, на котором остановился. – Самый отстающий интерн знает, что в первую очередь должен спросить врач-стоматолог, намереваясь произвести манипуляцию с лекарственным препаратом, – Так ведь? – ему опять удалось собрать глаза «в кучку» и остановить их бесконечный разбег на лице сидящей напротив него женщины. – Конечно же,если у врача имеется хоть капля мозгов, первым делом нужно спросить, есть ли у пациента аллергия на препараты группы амидов, или от чего там случился этот злосчастный отек Квинке у той бабы?Вы согласны со мной, Евгения? Разумеется, Евгения была согласна. – Так почему, спрашивается, все эти Мякишевы, Хатоненковы и иже с ними, все так же благополучно работают и даже получают наравне со мной и вами ежемесячно заработную плату? «Да уж, наравне с тобой, очень смешно, – мгновенно пронеслось у Женьки в голове, – Сравнил, тоже… Куда нам до тебя и твоих доходов», – но вслух она ничего не сказала, а всего лишь пригубила вино и посмотрела на тарелку с разноцветным, как в детской книжке, с преувеличенно яркими цветами, салатом, которую только что возле неё поставил официант. – Когда он это заказал? – удивилась Женя. Как будто отвечая на её мысленный вопрос, Навицкий, разъясняя что-то вполголоса метрдотелю, слегка подался вперед и объяснил: «Я позволил себе заказать для вас этот грузинский салат, кстати, он так и называется «Грузинский», попробуйте, здесь его готовят отлично». Женька была рассеяна, так как не совсем понимала, зачем она тут и чего следует ожидать, и твердо решила заплатить за себя сама. Время шло, ужин подходил к концу, но ситуация не прояснялась. Женя отказалась от десерта, и когда подали кофе, решила поторопить события, направив их так сказать, в нужное русло. Из этой попытки, как впрочем, и из отважного решения заплатить за себя ничего путного не вышло. Виктор Владимирович бесстрастно и непринужденно сообщил, что всё уже уплачено, и беспокоиться не о чем, тем более что именно он являлся активной приглашающей стороной, не говоря уже о том, что он вполне может себе позволить угостить надежного и очень хорошенького,(на этом месте он положил свою руку на её вздрогнувшую лапку, и улыбнулся так, что у Женьки противно засосало под ложечкой)коллегу скромным ужином, чтобы обсудить некоторые вопросы рабочего и, – Виктор Владимирович здесь немного помедлил, – личного характера. Когда Женя заметила, что собственно никаких особых профессиональных вопросов они так и не обсудили, Навицкий, откинувшись на спинку кресла и постукивая одной рукой отполированными ногтями по столешнице, с едва заметной усмешкой, проговорил, что этих самых осточертевших профессиональных вопросов, ему вполне хватает на работе.И он не собирается тратить драгоценное время на их обсуждение, когда находится в обществе такой прелестной женщины, каковой, вне всякого сомнения, является она, Евгения Шаповалова. И совсем неслучайно, полагал Виктор Владимирович, она ещё и его сотрудник, чему лично он чрезвычайно рад. Толькосейчас Жене стало все понятно, и хотя никакого облегчения от этого она не испытала, все же гораздо лучше, когда понимаешь с чем (или с кем) имеешь дело. Она внутренне собралась и успокоилась. И была готова, так как точно знала, как себя поведет и что скажет. Когда они, наконец, вышли, в машину Женька не села. Объяснив, что этот район ей прекрасно известен, а метро ещё работает и находится в десяти минутах хотьбы, будет гораздо удобнее и правильнее, – Женя сделала акцент именно на слове «правильнее», – если они расстанутся прямо сейчас. Разрез крыльев носа у шефа, как показалось Женьке под дрожащим и неверным светом иллюминации, после этого, стал ещё резче. Тем не менее, видимо что-то в её облике или интонации появилось такое, из-за чего он не стал настаивать, а, внимательно взглянув на неё, медленно кивнул, и,открыв дверцу машины рукой, на которой тускло мелькнуло обручальное кольцо, сел, завел мотор и уехал. Женя немного постояла, глядя ему вслед и испытывая одновременно два чувства: глубокого удовлетворения и всепоглощающего недовольства собой, в котором первое чувство очень быстро захлебнулось и исчезло без следа. «Дура несчастная, зачем ты поперлась с этим самодовольным индюком в кабак? Тебе что, шестнадцать лет? Ты не сообразила для чего мужик – начальник, да ещё и женатый зовет в ресторан?! – Женя из всей силы потерла виски, не нужно было ей пить за ужином это дурацкое вино. «Ах, Шато-Икем…» – передразнила она мысленно шефа и тут же вспомнила как своей теплой и мягкой ладонью с холеными пальчиками, на одном из которых былообручальное кольцо, он накрыл её руку, и снова вздрогнула.