Счастливая жизнь для осиротевших носочков

С террасы «Пляжного кафе» мне видно, как паромы медленно плывут по глубокому синему морю. Слышны крики чаек и плеск волн о причал. Я подношу к губам кружку с горячим шоколадом, делаю глоток и позволяю себе окунуться в воспоминания.

После трех лет работы в крупной промышленной компании Реда добился, чтобы его перевели в Америку. Сейчас он живет в Одессе, которая в глубине штата Техас. Я пыталась объяснить, что Одесса не имеет ничего общего с Нью-Йорком, но Реда и слышать ничего не хотел. Он сменил бейсболку на ковбойскую шляпу и первым же самолетом вылетел в Хьюстон. Как ни странно, он обожает техасцев… Предполагаю, что со времен наших кофе-брейков его английский не сильно улучшился. Виктуар написала программу, которая анализирует социальное поведение и подбирает реакцию, исходя из ситуации и культурных реалий. Программа пользуется бешеной популярностью (особенно у мигрантов, стремящихся перенять местный менталитет), но сама Виктуар никогда не прибегает к ее помощи, поскольку не видит смысла говорить не то, что думает.

Крис и Саранья тоже выпустили свое приложение (у которого уже десятки тысяч скачиваний), однако не заработали на нем ни евро, поскольку решили оставить его бесплатным. «Это еще один способ воссоединить осиротевшие носочки», – объясняет Крис озадаченным журналистам во время своих интервью. Кроме того, Крис продолжает основывать провальные стартапы – теперь с еще большим пылом, потому что стал миллионером благодаря своей книге «Слава неудачам, или Как меня почти одолела посредственность», которая была переведена на девятнадцать языков и продана миллионными тиражами по всему миру. К сожалению, Крис отказывается писать следующую книгу. Надо упомянуть, что он насмерть разругался со своим издателем, который зарубил первоначальное название – «Жизнь мечты осиротевших носочков», – поскольку оно якобы не подходило к содержанию книги. А жаль. Название мне очень нравится.

Два года назад я переоформила паспорт на свое настоящее имя и официально снова стала Скарлетт – к большой радости сотрудницы администрации, следившей за историей моего воскрешения в газетах. Я оставила фамилию матери и отказалась от фамилии отца, поэтому в Америку вернулась как Скарлетт Ривьер, женщина с французским гражданством. Паспортный контроль я проходила, затаив дыхание, и была жутко горда тем, что обманула систему – совсем как тогда, когда подростком всеми мыслимыми и немыслимыми способами пыталась нарушить школьные правила.

Я поехала к маме, чтобы познакомить Фред и Джорджа с бабушкой. Знаю, Алиса бы этого хотела. Как и во времена нашего детства, входная дверь оказалась открыта. Я держала близнецов за руки. Присутствие детей придавало мне храбрости. Было очень страшно. Ничего не изменилось: вековые клены, как и раньше, были покрыты золотистыми листьями, на створчатых окнах по-прежнему висели выцветшие занавески, гамак все так же скрипел… Вот только с тех пор, как избрали Трампа, американский флаг больше не развевался над крыльцом. Я отодвинула москитную сетку и вошла на кухню. Мама работала за компьютером. Она посмотрела на меня, а потом ее взгляд упал на Фредерику, которая в два года уже была точной копией Алисы. Я вижу сестру в каждой ее улыбке. Мама сняла очки, потерла уставшие от работы на компьютере глаза и разрыдалась, когда поняла, что это не сон. Даже сейчас мы с мамой не особо близки, но с годами наши отношения потеплели. Раз в год, осенью, я привожу ей внуков. Она их обожает.

Смотрю в окно «Пляжного кафе» и вижу, как Джереми бежит по пляжу. Фред и Джордж бегут следом. Ветер доносит до меня их радостные крики. Мама сидит на выложенном камнем парапете и с улыбкой наблюдает за ними.

Джереми потребовалось несколько дней, чтобы прийти в себя от шока и свыкнуться с мыслью о моей беременности. Если точнее – два с половиной дня. Самых длинных дня в моей жизни. Потом Джереми возник у меня на пороге и сказал, что должен признать очевидное: он не может без меня, а жизнь, в конце концов, состоит из череды непредвиденных событий. К тому же у него тоже есть дочь, поэтому мы станем просто еще одной смешанной семьей. В итоге именно Джереми поехал со мной в клинику, именно Джереми держал меня за руку в родильной палате, пока я выкрикивала американские ругательства. Именно ему акушерка, не совсем осознавая ситуацию, сунула новорожденных Фред и Джорджа. Джереми тут же забыл, что мы – не их биологические родители. Мы больше никогда не использовали слово «смешанная семья». Мы семья, вот и все.

Мы живем в Восемнадцатом округе, в квартире на мансардном этаже с открытыми деревянными балками и видом на базилику Сакре-Кер.

– Обдираловка, рассчитанная на американских туристов, – заявил Джереми, когда мы впервые приехали посмотреть эту квартиру. Но мы все равно ее взяли. Первые два года с близнецами были ужасно трудными. Первый год мы жили по уши в пеленках и грязном белье, покрытые пятнами от компота и рвоты, изможденные и с кругами под глазами, а второй год пытались выспаться. Наверное, одна бы я не справилась.