Счастливая жизнь для осиротевших носочков

В январе 1999 мне исполнилось четырнадцать, а месячных так и не было. Впрочем, в мае голубая косметичка наконец пригодилась: ею воспользовалась Скарлетт. Об этом знал весь мир, поскольку Скарлетт сочла глупым скрывать совершенно естественное явление, которое каждый месяц происходит с половиной человечества. Я никогда не видела, чтобы она, как остальные девочки, прятала тампон в рукаве или в кармане или придумывала оправдания, когда у нее болел живот. Однажды директор назначил Скарлетт отработку и прочитал ей лекцию о необходимости соблюдать приличия за то, что на уроке истории она подняла руку и громко попросила разрешения пойти сменить прокладку. Класс разразился смехом, а мне стало стыдно за сестру. Сегодня мне стыдно за то, что мне было стыдно.

Если раньше я давала Скарлетт салфетки, ручки или дезодорант после уроков физкультуры, то теперь начала снабжать ее прокладками и тампонами. Долгое время у меня в календаре синим крестиком было отмечено предполагаемое начало моих месячных и зеленым крестиком – начало месячных Скарлетт, которое она никак не могла запомнить. Наверное, сейчас у нее стоит напоминание на телефоне. Все эти годы мне нравилось обвинять сестру в неорганизованности, но теперь, когда она далеко, я грущу при мысли о том, что больше ей не нужна.

Помню, в 1999 году произошло еще одно важное событие: мама согласилась провести домой Интернет. Официальная версия: Интернет был нужен ей для общения с клиентами, неофициальная версия: я больше полугода уговаривала маму, а она никогда мне ни в чем не отказывала. У нас появился мигающий модем, который шипел и трещал при каждом подключении к Интернету. Интернет был дорогим, поэтому нам разрешалось пользоваться им по пятнадцать минут в день, но только после того, как сделаем уроки и накроем на стол.

Мама поставила рядом с компьютером кухонный таймер, старую и выцветшую пластиковую штуковину в форме яблока, который потрескивал, отсчитывая до секунды до рокового звонка, возвещавшего: веселье окончено!

Скарлетт выходила в Интернет только для того, чтобы собрать информацию, необходимую для ее карьеры будущей рок… точнее, панк-звезды. Она могла часами рассказывать об особенностях панк-движения и таких группах, как «Секс Пистолс» и «Дэд Кэннэдиз». Я весь день ждала своих заветных пятнадцати минут. У меня была электронная почта, которую я проверяла раз в две-три недели, чтобы ее не деактивировали, и переписывалась с Дакотой, Эшли и – больше всего – с Гарри, моим застенчивым одноклассником, который почти никогда не заговаривал со мной в школе, но добавил меня в MSN Messenger. Я с ужасной скоростью переключалась между окошками чата, мы посылали друг другу краснеющие смайлики, странные смайлики в виде кусочка пиццы, сердечки – и целые, и разбитые, но всегда пиксельные.

Примерно тогда же Скарлетт решила сочинять собственные песни.

– Какую песню ты хочешь сочинить? – однажды спросила я.

В ту неделю «Пляжное кафе» было закрыто на ремонт. Мы со Скарлетт лежали на песке. Октябрь распугал туристов, и пляж опустел. Было пасмурно, в океане отражалось бледное серое небо, у нас над головами кружили чайки, подгоняемые осенним ветром. Я поигрывала ее каштановыми волосами, разметавшимися по белому песку. Я думала, Скарлетт скажет, что хочет писать песни в стиле Джоан Джетт, Аланис Мориссетт или даже «Оазиса», «AC/DC» или «Нирваны», но она, пропуская между пальцами песок, серьезно ответила:

– Я хочу сочинять песни, которые начинаются медленно, а потом набирают темп.

– Это такой стиль музыки?

– Это мой стиль.

После Дивали мы с Джереми ни разу толком не разговаривали. Он запирается у себя в кабинете с Виктуар, они надевают наушники и днями напролет пишут код.

Если мы сталкивается в коридоре, Джереми говорит:

– Привет, Алиса.

Совсем как и раньше. Невозможно понять, смущен ли он, равнодушен или просто не помнит, как закончился наш вечер. А вообще… в сущности, что было? Мимолетное влечение, которое переросло в недоразумение. (Возможно, и не было никакого влечения, возможно, я все придумала, пребывая в эйфории после курицы масала и поездки на мотоцикле.) Однако мне трудно забыть выражение, которое появилась на лице Джереми, когда он увидел моего феникса. Казалось, он понял, кто я на самом деле.

Печально смотрю на экселевскую таблицу, где в одном столбике указаны щедрые расходы Криса, а в другом – наши несуществующие доходы (единственная ячейка, в которой стоит «0»). Поднимаю голову и вижу, как в опенспейс входят Зои с матерью.

– Fuck, Алиса! – здоровается девочка, махая рукой. Мать, не останавливаясь, тянет ее вперед.

– Привет, Зои, – с улыбкой говорю я.

Невольно разглядываю мать девочки. Я впервые вижу ее лично. Трудно представить более непохожую на меня женщину… Не то чтобы у меня были причины нас сравнивать! Наверное, она на несколько лет старше Джереми. У нее короткие светлые волосы с черными корнями и светло-зеленые густо накрашенные глаза. На правом плече – татуировка в виде птицы. На днях Виктуар сказала, что эта женщина работает скульптором.