Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Это слово рвет мне горло и кажется ужасным предательством. Однажды я буду наказана за то, что играла с реальностью и заменяла факты на вымысел. Безобидные фразочки, незначительные поступки… постепенно ложь задушит меня, и я утону в искаженном мире, который сама выдумала. Или, что еще хуже, больше не смогу отличать правду от лжи. Избавлюсь от мучительных воспоминаний, чтобы больше не чувствовать себя виноватой. В зеркале заднего вида ловлю на себе пытливый взгляд Джереми.

– Все хорошо? – спрашивает он. – Ты ужасно побледнела.

Не могу ответить: свело горло. «Все хорошо»? До чего же я ненавижу эти два словечка, этот вопрос, который и во французском, и в английском является чисто риторическим, который требует систематического и необдуманного «да» и который постоянно напоминает тебе: нет, все плохо, и в ближайшее время улучшений не предвидится.

Тишину разрывает громкий гудок клаксона, за которым следует резкий удар по тормозам. Саранья вскрикивает от удивления. Таксист, которого мы подрезали, возмущенно машет рукой.

– Оставь в покое зеркало заднего вида, – злится Джереми. – Мы чуть не «поцеловались» с задней машиной.

Внимание отвлекается от меня, и я снова закрываю глаза, сосредотачиваясь на прикосновении к браслету. Вспоминаю шелест воды, мокрую полосу от волны, которая схлынула обратно в океан, следы моей сестры на влажном песке, шлепанье наших ног. Мы бежим. Облизываю пересохшие губы и чувствую вкус соли и ветра. Молча прошу прощения за свое предательство. За очередное предательство. Потом вспоминаю, что сестра всегда мне все прощала, и снова вздыхаю.

Саранья тем временем с энтузиазмом рассказывает о своих сестрах.

Она очень о них заботится. Ей нравится заботиться о других, о тех, у кого никого нет, поэтому она работает в доме престарелых. Постепенно ее голос успокаивает меня.

Вопреки всему они с Джереми неплохо ладят и дополняют друг друга: Саранья говорит, Джереми слушает. И так до тех пор, пока мы не оказываемся в гипермаркете «Метро». Я уже успела прийти в себя.

Шопинг проходит хаотично. Похоже, Саранья полна решимости скупить весь магазин. Она дала каждому из нас по тележке, и меньше чем за двадцать минут ее тележка заполнена продуктами доверху. Джереми с невозмутимым видом помогает достать товары с высоких полок. Саранья уже зовет его «Джер» и фамильярно похлопывает по спине, пока он перекладывает центнеры риса в свою тележку, при этом ни на секунду не переставая говорить.

– Интересно, когда она успевает дышать, – недоумевает Джереми, наблюдая, как Саранья бежит к одной из сотрудниц, чтобы узнать, где лежит одноразовая посуда. – Мне нравятся разговорчивые люди, – задумчиво добавляет он. – Не приходится беспокоиться о том, что говорить.

Это замечание меня удивляет. Я думаю точно так же.

После того как выходим из магазина, нам требуется еще добрая четверть часа, чтобы запихнуть покупки в машину, и теперь та набита битком. Саранья хватает телефон Джереми и вбивает в навигатор адрес, ворча, что у него нет айфона, как у любого нормального человека. Ресторан родителей Сараньи «Сады Тадж-Махала» находится в Десятом округе. Мы помогаем разгрузить машину, и Саранья предлагает нам выпить по чашечке кофе. Я соглашаюсь, а Джереми вежливо отказывается:

– Мне нужно забрать дочь от ее матери.

Это простое предложение вызывает у Сараньи пулеметную очередь вопросов: сколько девочке лет, как ее зовут, Джереми с женой пока живут раздельно или уже развелись, почему развелись и так далее.

– Мне пора, – извиняется Джереми, явно желая избежать разговора на эту тему, и поворачивается ко мне. – Алиса, если тебя нужно подбросить…

– Нет-нет, все в порядке. Я поеду на метро.

– Как скажешь. Тогда хороших выходных.

Он возвращается к своей машине.

– Джереми?

Он поднимает голову и вопросительно смотрит на меня. Я впервые за все время улыбаюсь ему искренне.

– Спасибо.

– Не за что, – отвечает он.

Помогаю Саранье распаковать продукты, после чего она приглашает меня подняться к ней в студию, которая находится над рестораном. В студии царит такой ужасный беспорядок, что я чуть не падаю в обморок. Впрочем, похоже, я начинаю привыкать к причудам своей новой подруги. Благодаря ей мне не нужно огораживаться колючей проволокой. Саранья отодвигает одежду, валяющуюся на кровати, торопливо поправляет одеяло в цветочек и делает мне знак садиться.

– Располагайся!

Она тянется за упаковкой кофейных капсул, которые лежат на комоде между банкой с карандашами для макияжа и стопкой книг в мягкой обложке.

– Ты придешь на Дивали?

– Честно говоря, даже не знаю…

– О, я настаиваю! Я была бы очень рада, если бы ты пришла.

Теперь Саранья стоит на четвереньках и пытается воткнуть шнур от кофемашины в розетку, спрятанную за шкафом. Распахнутые настежь дверцы открывают взгляду горы разноцветной одежды, сложенные вопреки здравому смыслу. Саранья откапывает две побитые кружки, идет в крошечную ванную и сует под струю воды.