Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Вчера мы говорили с Оливером об искусственном оплодотворении. Он уже заводил об этом речь, и я уже отказывалась. Не такого я хотела для своего ребенка. Я хотела, чтобы он зачат в любви, а не в пробирке. Может потому, что сама родилась в результате ЭКО… Не знаю. Мне недавно исполнилось двадцать семь. Двадцать семь – это не шестьдесят три. Но давай посмотрим фактам в лицо: я не беременею, а Оливеру скоро тридцать семь… Поэтому я пообещала ему, что подумаю о таком варианте.

Я злюсь на свое тело, Брюс. Мне кажется, что оно меня подводит, потому что не выполняет свою функцию. Мое тело не способно сделать то, что с незапамятных времен делали все женщины. Я никогда не задавалась вопросом, смогу ли иметь детей, пока не захотела родить. А следовало бы – учитывая историю моих родителей. С тех пор, как я встретила Оливера, я всегда представляла, что у нас будут дети. Я всегда любила возиться с детьми. С тринадцати лет я пополнила ряды нянь, больше ради удовольствия, чем ради денег. Больше всего мне нравились младенцы – они любят без причин и условий, доверчиво смотрят на тебя и радостно агукают. Я могла баюкать детей часами, их крики меня никогда не раздражали.

Я с нетерпением ждала первых месячных, но потому, что они предвещали конец детства, а не возможность материнства, мысль о котором в четырнадцать лет еще не приходила мне в голову. Мама не разговаривала с нами о таких вещах, как месячные. На деньги, вырученные за сидение с детьми, я купила в «Волмарте» упаковку прокладок (самые дешевые – по два доллара и десять центов) и, спрятавшись в туалете, тренировалась прилеплять их к трусикам. С одиннадцати лет я клала в ранец небесно-голубую косметичку, в которой были чистые трусики, пачка салфеток и две прокладки (Дакота утверждала, что девственницы не могут пользоваться тампонами, на что Эшли закатывала глаза). Периодически я вытаскивала эту косметичку и проверяла, все ли вещи на месте, представляя день, когда наконец смогу ими воспользоваться. До чего же мы глупы в детстве! С тех пор, как у меня начались месячные, я бы отдала свой правый яичник и всю коллекцию французских романов, чтобы их у меня не было.

В январе 1999 мне исполнилось четырнадцать, а месячных так и не было. Впрочем, в мае голубая косметичка наконец пригодилась: ею воспользовалась Скарлетт. Об этом знал весь мир, поскольку Скарлетт сочла глупым скрывать совершенно естественное явление, которое каждый месяц происходит с половиной человечества. Я никогда не видела, чтобы она, как остальные девочки, прятала тампон в рукаве или в кармане или придумывала оправдания, когда у нее болел живот. Однажды директор назначил Скарлетт отработку и прочитал ей лекцию о необходимости соблюдать приличия за то, что на уроке истории она подняла руку и громко попросила разрешения пойти сменить прокладку. Класс разразился смехом, а мне стало стыдно за сестру. Сегодня мне стыдно за то, что мне было стыдно.

Если раньше я давала Скарлетт салфетки, ручки или дезодорант после уроков физкультуры, то теперь начала снабжать ее прокладками и тампонами. Долгое время у меня в календаре синим крестиком было отмечено предполагаемое начало моих месячных и зеленым крестиком – начало месячных Скарлетт, которое она никак не могла запомнить. Наверное, сейчас у нее стоит напоминание на телефоне. Все эти годы мне нравилось обвинять сестру в неорганизованности, но теперь, когда она далеко, я грущу при мысли о том, что больше ей не нужна.

Помню, в 1999 году произошло еще одно важное событие: мама согласилась провести домой Интернет. Официальная версия: Интернет был нужен ей для общения с клиентами, неофициальная версия: я больше полугода уговаривала маму, а она никогда мне ни в чем не отказывала. У нас появился мигающий модем, который шипел и трещал при каждом подключении к Интернету. Интернет был дорогим, поэтому нам разрешалось пользоваться им по пятнадцать минут в день, но только после того, как сделаем уроки и накроем на стол.

Мама поставила рядом с компьютером кухонный таймер, старую и выцветшую пластиковую штуковину в форме яблока, который потрескивал, отсчитывая до секунды до рокового звонка, возвещавшего: веселье окончено!

Скарлетт выходила в Интернет только для того, чтобы собрать информацию, необходимую для ее карьеры будущей рок… точнее, панк-звезды. Она могла часами рассказывать об особенностях панк-движения и таких группах, как «Секс Пистолс» и «Дэд Кэннэдиз». Я весь день ждала своих заветных пятнадцати минут. У меня была электронная почта, которую я проверяла раз в две-три недели, чтобы ее не деактивировали, и переписывалась с Дакотой, Эшли и – больше всего – с Гарри, моим застенчивым одноклассником, который почти никогда не заговаривал со мной в школе, но добавил меня в MSN Messenger. Я с ужасной скоростью переключалась между окошками чата, мы посылали друг другу краснеющие смайлики, странные смайлики в виде кусочка пиццы, сердечки – и целые, и разбитые, но всегда пиксельные.

Примерно тогда же Скарлетт решила сочинять собственные песни.