Хороший способ понять мою идею – поразмышлять о ней в терминах того, что в современной экономике называют лексикографическими предпочтениями. По наблюдению экономистов поведенческой школы и вопреки постулатам классической экономической теории, люди убеждены, что не все желаемые блага можно заменить на иные блага равной экономической ценности. Человек, скорее, группирует вещи, которые хочет заполучить или которые его интересуют, в отдельные «наборы», упорядочивая их содержимое в соответствии с их важностью для себя. В то время как составляющие одного «набора» могут обмениваться друг на друга, элементы разных «наборов», как правило, друг на друга не меняются.
Позвольте привести конкретный пример. В обыденной жизни мой «А-набор» включает в себя, предположим, мою дочь. Я забочусь о ее благополучии, ее будущем и тому подобном. В мой «Б-набор» входит оранжевый «Ламборгини» – машина моей мечты. У меня вполне могло бы появиться желание – если бы, конечно, я мог себе такое позволить, – обменять кучу денег (которые также входят в «Б-набор») на «Ламборгини». Это было бы нормально. Однако обмен благополучия моей дочери или ее будущего на автомобиль просто-напросто не обсуждается.
Рассуждая по аналогии, я полагаю, что современные стоики должны рассматривать добродетель в качестве единственного элемента, заслуживающего включения в «А-набор», а вещи внешние – в качестве элементов, сгруппированных в наборы низшей значимости. Иначе говоря, моя дочь переходит в «Б-набор», а «Ламборгини» – в «В-набор». Добродетель же не только остается наивысшим благом, но и является единственным элементом в своей категории – и потому не может обмениваться ни на что другое. Тем не менее внешние вещи – тоже блага, хотя и более низкого порядка, и избегать или презирать их нет никакого смысла. По сути, они служат незаменимым сырьем, из которого мы извлекаем свою добродетель. И, если уж на то пошло, в вакууме ее культивировать нельзя.
Есть и другой способ, позволяющий разобраться в сути «предпочтительного безразличного» – восхитительного оксюморона, используемого в речах как современных, так и древних стоиков. Обращаясь к нему, можно сказать, что обладание определенными внешними вещами (скажем, богатством) не превращает вас в хорошего человека, равно как и отсутствие или недостаток тех же внешних вещей (скажем, бедность) не делает вас человеком плохим. Таким образом, любые предметы, попадающие в «Б-набор» и «наборы» более низкого ранга, логически остаются обособленными и независимыми от единственной вещи, отвечающей категории А – а именно добродетели.
Большинству людей, впервые обращающихся к Эпиктету, наиболее тяжело дается усвоение того правила его философии, которое представлено в главе 3-й «Энхиридиона». В переводе оно выглядит так:
В каждом из предметов, очаровывающих душу, приносящих пользу и вызывающих к себе любовь, помни говорить себе, каков он, начав с предметов самых незначительных. Если ты любишь горшок, говори: «Я люблю горшок». Ведь если он разобьется, это не приведет тебя в смятение. Если ты любишь своего ребенка или жену, говори, что ты любишь человека. Ведь если он умрет, это не приведет тебя в смятение.
Велико искушение приписать очевидную черствость последней фразы неточному переводу, однако текст древнегреческого оригинала не менее резок. Впрочем, сам Эпиктет, как представляется, был славным малым, и поэтому приведенный фрагмент (как и несколько других из «Энхиридиона» и «Бесед») едва ли