Счастливая жизнь Веры Тапкиной (Сборник)

Там родился их сын, Ваня. Жили мирно и счастливо. Нина окончила медучилище, стала работать в больнице. А потом… муж загулял. Да как! Завел вторую семью, в которой тоже родился ребенок. Жил на два дома: в будни у Нины, а на выходные заявлялся в ту, другую семью. Нина терпела. Ждала. Чего? Ей и самой было невдомек. Там рос его, мужа, ребенок. Мать ребенка была бабенкой шустрой, куда моложе Нины. А муж все не уходил окончательно. Мучил обеих женщин. Разлучница как-то заявилась к Нине и стала кричать, чтобы та «вернула ребенку отца».

Нина объясняла, что мужа она не держит: «Возьми, если можешь! Забирай!»

И вот итог: муж начал пить и однажды попал под машину. Насмерть. Так никому и не достался…

Сын Ваня женился рано. Сразу после армии, в двадцать лет. Жену привел к Нине. И все бы ничего… Ко всему привычная Нина стерпела бы. Стерпела бы строптивую и неласковую невестку. Но понимала, что жизнь молодых она заедает. Одним своим присутствием. Огромная комната теперь не казалась огромной – всем было тесно.

Молодые любили гостей. К снохе приезжала шумная родня из-под Пскова. Нина спала на раскладушке в коридоре под собственной дверью. Соседи ворчали. Невестка скандалила. Вскоре народилось двое внуков, и стало совсем невыносимо.

Тогда пожалела Надежда Николаевна, заведующая отделением. Разрешила Нине спать в санитарной комнате на больничной банкетке.

Нина там и обустроилась: поставила электрическую плитку, купила маленький телевизор, коврик, занавески повесила. Словом – свила гнездо.

Правда, боялись проверок. На эти дни Нина снимала занавески, прятала плитку, сворачивала коврик и постельное белье и относила все это в кладовку сестры-хозяйки. Но все это было зыбко, ненадежно и в любую минуту могло прекратиться. Не помогла бы тогда и Надежда Николаевна.

Впрочем, об этом Нина старалась не думать – жизнь приучила ее жить сегодняшним днем.

Но все же иногда становилось страшно. А вернуться к детям невозможно. Общежитие же ей, как москвичке с жилплощадью, было не положено.

«Так и подохну на больничной кушетке, – думала Нина. – Ну, значит, такая судьба!..»

На Надежду Николаевну Нина молилась: чужая и строгая женщина пожалела ее и пригрела. А когда заведующая предложила Нине ухаживать за ее свекровью, да еще за зарплату, – Нина отказать не могла.

«Копи на жилье, – строго сказала заведующая. – Свои деньги не трать, у них – пенсия. Две калеки и ты – прокормитесь! Сколько я смогу тебя прикрывать – сама не знаю. Сегодня я тут, а завтра… В общем, копи!»

Нина и копила. Складывала все до копеечки. С ее опытом экономии двух пенсий вполне хватало. Нина готовила по-деревенски сытно, много и расчетливо: блины, пироги, картошка и каши.

К своим подопечным – строгой и суровой хозяйке и ее больной и такой милой, неприхотливой дочке – Нина быстро приноровилась.

Обеих одинаково жалела: судьба, не приведи господи! Вот ведь судьба! И ее судьба, Нинина, такая безжалостная и горючая, казалась ей не такой безысходной. «Я – на ногах, – твердила она, – а все осталь- ное…»

К своим подопечным она даже привязалась – привыкла. Женщиной она была сердобольной и жалостливой. Да и как не жалеть двух несчастных калек?

Алексей тоже вздохнул свободнее: приезжал к своим теперь раза два в неделю. И сердце успокаивалось. В доме пахло свежей едой, пирогами, чистыми полами и отглаженным бельем. Повеселели и мать, и сестра.

– Дай бог вам здоровья, Нина Ивановна! – искренне восхищался домоуправительницей Алексей.

Наде Алексей был особенно благодарен – от всего сердца. «Умница, умница! И как человеку все удается?! Расставить все на свои места, распорядиться мудро и грамотно!..»

Однажды ночью, погладив жену по руке, Алексей тихо сказал:

– Спасибо тебе! Как у нас все получилось! Как складно и ладно!..

– А у меня все так получается! – усмехнулась Надя. – Ты не замечал?

При этих словах Алексей почему-то вздрогнул и отодвинулся. Да! Она, как всегда, права. У нее все получается! Так почему же ему неприятно все это слышать? Может, обидно? За свою очередную нескладность обидно?

* * *

Мать умерла среди ночи. Нина Ивановна позвонила Алексею только утром.

– Зачем вас будить? Теперь ничего не попишешь, – грустно вздохнула она.

Надя приболела. Ничего страшного – обычная простуда, ОРВИ.

На похороны идти отказалась.

– Никому этого не надо! – холодно отрезала жена. – Ни мне, ни тем более твоей матери. Она всю жизнь меня еле терпела. И вся эта мутотень… Мне наплевать на обычаи и условности! И ей теперь уже тоже.

Алексей ничего не возразил. «Да, все правильно. Обе друг друга едва терпели. Вернее – совсем не терпели. Кто виноват? Что разбираться… Жизнь прошла, матери больше нет… Традиции? Наде всегда было наплевать на условности. «Иначе я бы не выжила», – с горечью говорила она».

Дочь тоже заартачилась:

– Пап, у меня… сессия, дела!

Но жена коротко бросила:

– Иди! Уважь родителя! Иначе… Папаша твой совсем закиснет, – с пренебрежением заключила Надя.

Против матери Маринка не шла. Сделав кислое выражение лица, буркнула:

– Пойду…

И опять Алексей пытался оправдать свою жену. Имеет ли она право на «нелюбовь» к его матери?